Теорема роста.

Я полагаю, что материальные и технологические итоги 20 века для России, равно как и имеющиеся сейчас у России перспективы, можно выразить достаточно кратко, в виде предлагаемой теоремы.

Известно, что уровень материального потребления, достигнутый в СССР, каким бы он ни был в количественном исчислении, значительной частью населения признавался неудовлетворительным. Значительная часть советских и российских интеллектуалов утверждала и продолжает утверждать, что советский проект «потерпел крах» именно поэтому. Утверждалось, что «если бы не революция», «если бы» не та экономическая модель, на которую ориентировался СССР, можно было добиться лучшего результата, причем значительно.

«Теорема роста» утверждает, что в плане материального потребления населения Россия в 20 веке добилась максимально возможного результата. В равной мере максимально возможный результат был достигнут в качестве товаров народного потребления. Максимально возможный результат был достигнут в целом для технологического развития страны. Мало того, этот результат не мог быть достигнут при качественно иной социально – политической организации общества.

Теорема качественно «доказывается» следующей логической цепочкой. Сначала рассмотрим первую часть, а именно, что уровень развития страны, как и уровень материального потребления страны, был максимально возможным.

1. Сначала надо принять, что и общий уровень технологий, и качество промышленной продукции определяются затратами на разработку и исследования - в советской нотации НИОКР (научно – исследовательские и опытно – конструкторские работы), в западной R&D (research and development). Отметим специально для указанной выше части российских интеллектуалов, традиционно зацикленной на либеральном понятийном аппарате и соответствующей фразеологии. Например, есть такой символ веры, обозначаемый словом «конкуренция». Даже не собираюсь спорить, помогает или мешает конкуренция исследованиям и разработке. Отмечу лишь, что конкуренция в принципе возникает при достаточной общей массе соответствующей отрасли, и возникает при любой общественно – политической формации. То есть, ее нельзя ни целенаправленно создать, ни уничтожить. Она просто есть, всегда. Точнее тогда, когда создающих коллективов много. Это и означает, что на исследования тратится много. Это следует принять как эмпирический факт: за годы непрекращающейся полемики между «красными» и «белыми» за все перестроечное и постсоветское время (а это уже без малого 20 лет) «белыми» не было приведено ни одного примера более высокой эффективности (затраты поделить на результат) западной науки, как фундаментальной, так и прикладной. Более того, было количественно убедительно показано, что эффективность (отдача на единицу выделяемых ресурсов) советской науки в разы и даже на порядки превосходила западную (http://www.rus-crisis.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=898).

2. Затраты на исследования и разработку реально могут быть высокими только для массового производства. Это может подтвердить любой производственник или экономист, будь он либерал или кто бы то ни было еще по своим взглядам. На качественном уровне это интуитивно понятно. Чем больше общий оборот производства, тем большую сумму в абсолютных единицах «не жалко» потратить на разработку. Это же подтверждается опытом: многие (может, даже большинство, хотя явно не все, например, пищевые продукты) товары народного потребления в СССР уступали по качеству западным. Это можно было встретить сплошь и рядом. С другой стороны, только такие товары уступали западным. Возьмите вооружения, где СССР был безусловным лидером, опережая в экспортных поставках (~ 20 млрд. долл. в год) даже США. Корреляция абсолютная: там, где затраты на исследования делаются не на основе массового производства, отставания СССР не было и близко: был паритет или приоритет СССР. Если производство массовое, СССР с большой вероятностью проигрывал. Например, выпуск советской автомобильной промышленности в 1980 г. (~ 1,5 млн. автомобилей в год), был меньше, чем в США в 1920 г. и в ~5 раз меньше тогдашнего американского или японского.

3. Промышленный выпуск чего бы то ни было не может быть массовым, если достаточной массой (мощностью) не обладают практически все остальные отрасли: добывающая, перерабатывающая промышленность, машиностроение, приборостроение. Для каждой конкретной страны (за исключением СССР и США) может сложиться впечатление, что это не так, например, Япония. Просто добывающая и перерабатывающие промышленности, работающие на японский рынок, находятся вне Японии. Более того, даже мощнейшее японское машиностроение не является самодостаточным: Япония не только вывозит, но и ввозит много оборудования. На то оно и мировое разделение труда, в особенности в мире хайтека. Но это разделение труда, сложилось еще к началу 20 века, и протолкнуться на этот до отказа забитый рынок в 20 веке не смог (внимание!) ни один новый игрок, за исключением тех, кого в явном виде пригласили политическим решением США. Япония – просто непотопляемый авианосец США в холодной войне против СССР. Южная Корея – фактически то же самое. Отметим, кстати, что Южная Корея отставала от КНДР вплоть до 1975 г, а до этого на Юг непрерывным потоком 20 лет шли американские инвестиции (http://vestnik.tripod.com/articles/park-jong-hee.html).

Я хочу сказать, что мировое разделение труда – замечательная вещь. Но туда не всех пускают. А если пускают то вовсе не по причинам высокой технологической развитости, чаще как раз наоборот. Царской России в начале 20 века нечего было предложить на мировой рынок хай-тека. А то что потом создал СССР, даже если бы он создал в разы лучшие товары – не могло значительно проникнуть на этот рынок. На самом деле, этот процесс шел, и в последние годы СССР – все активнее (http://www.rg.ru/bussines/financ/108.shtm  http://www.russia-today.ru/2006/no_01/01_look.htm ), но в абсолютных единицах оставался незначительным даже в лучшие времена (то есть, накануне гибели). Итак, Россия не могла (в значительных объемах) задействовать «чужую» массу в 20 веке. Не могла вне зависимости от политического режима. Значит, она могла только наращивать собственную массу.

4. СССР развивался на основе стратегии преимущественного развития средств производства. Это всем известно со школы, и это же «демократами» вменялось СССР в вину во время перестройки. Был такой хлесткий термин «самоедская» экономика. Например, выдвигались совершенно безграмотные утверждения об «избытке» производства стали в СССР, и о якобы бесхозяйственном ее использовании по сравнению с развитыми странами (http://www.contr-tv.ru/print/1584 ). Указанная стратегия имеет массу недостатков, кроме одного: общая масса экономики набирается быстро только таким образом. Потому что товары народного потребления «уходят» из экономики, а средства производства снова идут в работу. Поэтому, нравится кому – то или нет, но общую массу СССР набирал максимально возможным образом. Значит, и на разработку тратил максимально исторически возможное. Теорема доказана!

Точнее, ее первое утверждение. Ко второму вернемся после небольшого отступления. Я почти уверен, что будут попытки оспорить последний пункт: дескать, как же это так: что же хорошего в том, что мы малую долю прироста (национального дохода) пускаем на товары народного потребления, и «много» на средства производства. «Да, это есть «самоедская» экономика».

Повторяю еще раз для тех кто в танке: чтобы быстро нарастить массу, надо преимущественно выпускать средства производства. Потому что чудес не бывает: телевизор ничего сам не выпускает, а станок – выпускает. Поэтому, самоедская, не самоедская – это все эмоции, беллетристика. На самом деле, самое забавное состоит в том, что выпуская преимущественно средства производства, СССР отставал от развитых стран по доле производства этих самых средств производства! Доля машиностроения в промышленности СССР в середине 8-х годов была ок. 27% (академик Ширков), в то время как в развитых странах 30 - 40%. Вот здесь либеральному интеллигенту должно совсем поплохеть. Как же так получилось?

Я предполагаю, что ответ простой. Надо только вспомнить, что СССР развивался в условиях самодостаточности. Каждая конкретно «народно - потребительская» отрасль была, вероятнее всего, мала по сравнению как с западным аналогом, так и с нашим «самоедским» машиностроением. Но. Таких отраслей было очень много. Всего никто не выпускает сам – есть мировое разделение труда. А СССР выпускал все сам. По оценке Президента АН СССР М. В. Келдыша, в СССР велись исследования и разработки примерно на 85% от вообще всех тематик, представленных в мире. И выбора не было. Что же касается фактических подтверждений «слишком быстрого» роста СССР, то их вагон и маленькая тележка.

Например, была такая проблема («Экономика и организация промышленного производства. Пособие для слушателей высшей партийной школы». М., «Мысль», 1978 г.): низкая степень унификации деталей. Трактор Т – 75 на 80% состоял из узлов и деталей, сконструированных специально для него. Вдумчивому человеку уже все ясно, но специально для либерального интеллигента поясню подробнее.

При «рынке» такое чудо невозможно, потому что производитель будет стараться максимально использовать детали и узлы, уже имеющиеся на рынке – чтобы не увеличивать затрат. При «плане» - никаких проблем. Нужен трактор? Будет трактор и новый завод. Деталей нет? Разработаем специально для трактора. Это и достижение и головная боль. Достижение, потому что это большой шаг, прыжок. На рынке эволюция протекает через большой ряд промежуточных моделей, а это означает большой интегральный расход ресурсов (множьте все затраты на тираж каждой модели!) при локальной их экономии. А головная боль, потому что производство из – за таких прыжков не массовое, а значит, модель не обкатанная. Поэтому в колхозах и стояло 2 трактора, а реально рабочим был один, но собранный из двух.

Но охать здесь несерьезно: все равно обычный рынок создает еще больше тракторов – тот самый «непрерывный» модельный ряд. Точнее, более непрерывный, чем при плане.

Про советскую экономику много чего плохого можно сказать, кроме одного: прыгала она быстрее всех, и со значительной экономией ресурсов. А такие прыжки невозможны без преимущественного выпуска средств производства. При этом, я не утверждаю, что, например США развивались медленно (хотя СССР развивался быстрее). Просто США с самого начала имели выход на мировой рынок и доступ к мировым ресурсам. А мы говорим, простите, об очень частном и редком случае: о России. И у России доступа к мировому разделению труда не было и не могло быть при любом раскладе. А благие фантазии нас не интересуют.

А теперь перейдем ко второму утверждению теоремы: «этот результат не мог быть достигнут при качественно иной социально – политической организации общества». Тут все просто. При рынке и «демократии» никакое преимущественного развития средств производства невозможно, потому что они выпускаются только под готовый спрос.

В начале 70-х гг., еще до возникновения нефтяного кризиса, в США разгорелся очень серьезный электроэнергетический кризис, что хорошо описано в романе А. Хейли «Перегрузка». Кризис выражался в том, что вырабатывающих мощностей не хватало для производственных мощностей, и первые медленно подтягивались к последним – средства производства создаются под спрос, а не опережают его. Описанное перераспределение затрат возможно только нерыночным способом. То есть тогда, когда вся экономика – это одно предприятие, одно народное хозяйство. И распоряжаться таким хозяйством должен только весь народ. Но этого мало.

У народа должен быть инструмент научного мониторинга и комплексного решения народнохозяйственных задач. Я бы сказал – институт. Управлять таким огромным предприятием можно только на научной основе. А наука не имеет ничего общего с голосованием в парламенте. Про демократию в ее обычном понимании надо забыть. Данный институт не может быть в чистом виде государственным. Он должен даже быть над государством.

Государство – это в принципе, всегда, исполнитель. А есть генконструктор, независимый от государства, и питающийся интеллектуальными соками народа напрямую. Только независимость этого института от государства есть гарантия права народа реально владеть всем в стране. В СССР такой идеократический, не совпадающий с государством институт был, и назывался он Коммунистическая Партия Советского Союза. Я предвижу вопли демократической (во всех смыслах) общественности, но не собираюсь здесь долго аргументировать. Приведу лишь слова Героя Советского Союза академика Легасова, который спас мир на краю Чернобыльской катастрофы: «С этого момента Правительственная комиссия стала только конкретным управленческим механизмом той огромной государственной работы, которая проходила под управлением Оперативной группы Политбюро ЦК КПСС. Оперативная группа заседала регулярно и ей докладывали все детали и состояние радиационной обстановки в каждой точке, которая наблюдалась и оценивалась, все положения по тем или иным мероприятиям. В общем я не знал ни одного ни мелкого ни крупного события, которые не были бы в поле зрения Оперативной группы Политбюро. В состав оперативной группы входили кроме Николая Ивановича РЫЖКОВА и Егора Кузмича ЛИГАЧЕВА входил тов. ЩЕБРИКОВ, входил тов. ВОРОТНИКОВ , Министр внутренних дел тов. ВЛАСОВ, Владимир Иванович ДОЛГИХ - секретарь ЦК КПСС, который непосредственно от имени ЦК занимался контролем за всеми мероприятиями, проводимыми в зоне ЧАЭС и в атомной энергетике в целом. Он этим делом занимался мне кажется ежесуточно, не сбрасывая со счетов необходимость проведения всех остальных работ, которые были ему поручены. Я должен сказать, что неоднократно, бывая на заседаниях Оперативной группы, что ее заседания и ее решения носили очень спокойный сдержанный характер. Они максимально старались опереться на точку зрения специалистов, но всячески сопоставляя точки зрения различных специалистов. В общем для меня это был такой образец правильно организованной работы. Знаете, я первоначально не мог предполагать, что там могут приниматься такие волевые целенаправленные решения, направленные на то, что бы как можно быстрее справиться с ситуацией, как-то приуменьшить, может быть, значение случившегося - ничего похожего не было. Работа была организована так как в хорошем научном коллективе».

Очень важно добавить, что интеллектуальный штаб нации, оформленный в виде правящей политической партии, существовал далеко не только в СССР и даже не только в соцстранах. Либерально – демократическая партия Японии (ЛДПЯ) только внешне выглядит как парламентская партия западного типа. Она не «просто» располагает устойчивым большинством в парламенте. ЛДПЯ фактически принимает решения о крупных контрактах крупнейших концернов, она осуществляет взаимодействие этих концернов. Это она придумывает законы и важнейшие постановления правительства. ЛДПЯ имеет парторганизации на производстве, как КПСС во времена СССР. Тот факт, что это совсем не коммунистическая партия, а вовсе наоборот – либерально – демократическая, не должно смущать. Как отметил крупнейший советский философ А. Зиновьев, в любой идеологии средства распространения этой идеологи и не менее важны самой идеологии. Это очень глубокий и нетривиальный вывод. Также, как КПСС, действовала и христианская церковь, например, а Ришелье управлял страной опираясь на церковные структуры, пока государственные структуры были слабы, точно так же, как Сталин управлял, опираясь на ВКП(б). А то, что реальная КПСС не спасла СССР от гибели, а более того, именно ее руководство возглавило уничтожение страны, вовсе не означает, что есть какой то другой путь.

У нации должен быть научный штаб. Нация имеет право на такой штаб. И не путайте это с демократией.

Московский физико – технический институт

П.Куракин 10.03.2007

http://forum-msk.org/material/economic/306148.html

Рекомендуется к прочтению:

Теорема роста-2

Иван Худенко: Перезагрузка. "Тупик" плановой экономики или ловушка для России?