Письмо в Госплан СССР

В Госплан СССР

(начальнику отдела по внедрению

новых методов планирования

и экономического стимулирования

тов. Н.Е.ДРОГИЧИНСКОМУ).

Согласиться с "заключением", данным одним из сотрудников НИЭИ при Госплане СССР по моей работе "Способы "очистки" действующих планово-оценочных показателей...", я, естественно, не могу; поэтому мне представляется допустимой (а под определённым углом зрения даже и необходимой) повторная попытка привлечь внимание Госплана СССР к соображениям, которые в упомянутой работе изложены.

Сообщённое мне "заключение",– прежде всего,– продиктовано (и самым явственным образом) отнюдь не доводами научной объективности или коммунистически-партийной добросовестности и принципиальности, но всецело лишь требованиями поверхностно-"политической" конъюнктуры; подобный конъюнктурный догматизм в прошлом не однажды наносил тяжелейший ущерб интересам Советского государства, и вновь предоставлять "поле деятельности" этому глубоко отрицательному явлению, как кажется, вовсе ни к чему. Можно припомнить здесь,– хотя бы,– как предавалась анафеме, в своё время, и провозглашалась "серьёзным тормозом в развитии нашей экономики" отраслевая система управления народным хозяйством. Между тем, в дальнейшем всё-таки пришлось к министерской системе возвращаться,– понеся внушительные и ничем не оправдываемые потери, которым немало способствовали конъюнктурщики, "научно" обосновывавшие политику вытеснения характерно-социалистических методов хозяйствования и всячески препятствовавшие нормальному общественному обсуждению критических разногласий.

В точности такое же положение,– как ясно всякому здравомыслящему человеку,– создалось нынче вокруг последствий "хозяйственной реформы"; затянувшийся "реформаторский" эксперимент, если и решил какие-либо "коренные проблемы" социалистического общественно-экономического развития, то разве лишь ту единственную, что послужил дорогостоящим (но убедительным) "наглядным пособием", которое всесторонне продемонстрировало всю глубину исторического разлома между капитализмом и строящимся коммунизмом,– иначе говоря, всю бесперспективность "рекультивации" буржуазных хозяйственных приёмов на социалистической почве.

Сегодня возвращение к "дореформенному" составу социалистических базисных отношений (возвращение, конечно, не предвзято-догматическое, не мелочное,– как и в работе у меня подчёркнуто,– но лишь на принципиальном, сущностном уровне) – это объективная неизбежность и необходимое объективно-историческое условие дальнейшего прогрессирования всей нашей общественной системы; чем скорее прекратится неразумное сопротивление этому закономерному развёртыванию событий, тем меньший урон окажется, в итоге, причинён и экономике социализма, и его идеолого-политической жизни, и международному авторитету марксистско-ленинского учения.

Марксистский постулат "новая стоимость создаётся только живым трудом" в публикациях по назревшим планово-хозяйственным и политэкономическим вопросам сделался у нас последнее время сакраментальной, если можно так выразиться, фразой. Магистральное направление поисков (и неизбежных в будущем сдвигов) в деле перестройки планово-экономического механизма, думается, тем самым предрешено, и в качестве основной задачи здесь чётко обрисовался переход от формирования прибыли соотносительно полной себестоимости (по принципу "цены производства") к формированию её соотносительно затратам живого труда. (Скажу,– к слову,– что простейшая констатация одного лишь этого факта уже оправдывает, с избытком, так "не понравившиеся" в НИЭИ утверждения о банкротстве реформы 1965/67гг., поскольку центральная политэкономическая "идея" реформы именно и заключалась в беспочвенных и не выдержавших практической проверки вымыслах, якобы при социализме главенствующим источником прибыли служит труд овеществлённый.)

Стало быть, в этой части, на этом (впрочем, пока ещё весьма абстрактном) "этаже" между нами разночтений нет; отрадно, что экономисты-теоретики наши, вкупе с планово-хозяйствующими органами, хоть и по прошествии четырнадцати лет пустопорожнего "экспериментирования", но оказались вынуждены признать, наконец,– во всех относящихся сюда вещах прав был всё-таки Маркс.

Следующим шагом здесь необходимо должна выступить,– вот этому-то моя работа и посвящена,– реабилитация другой "затерянной истины" марксизма в политической экономии: что единственно возможным способом извлечения социалистической "трудовой прибыли", или прибыли, сознательно формируемой пропорционально затратам живого труда, является схематика ценообразования, не совсем удачно именовавшаяся у нас некогда "налогом с оборота".

В свою очередь, чтобы по-настоящему понять специфически-производственную, "затратную" (а не распределенческую, как может показаться на первый взгляд) природу этой экономической категории (налога с оборота), надо уяснить ещё один существеннейший момент: прибыль, сознательно формируемая пропорционально затраченному труду, не возникает "на местах", в масштабах обособленной хозяйствующей ячейки. Между тем, ныне многие,– насколько удаётся усмотреть,– представляют себе взимание "пропорциональной труду" прибыли в таком свете, что её следует начислять (подобно тому как делается сейчас) по каждой относительно обособленной производственной единице, в известной пропорции к фонду, скажем, заработной платы,– или ещё к какому-либо параметру, предположительно характеризующему затрату рабочей силы в качестве доходообразующего фактора. Вышеописанное представление, однако, совершенно ошибочно, и будет крайне прискорбно, если ради засвидетельствования этой его ошибочности,– которую легко выявить путём непродолжительной разумной дискуссии,– затеется очередной расточительный "эксперимент" в натуре, лет этак на двенадцать.

Суть проблемы тут такова.

Социалистическое обобществление средств производства предпринимается с целью воспрепятствовать эксплуатации рабочего, эксплуатации (как раньше часто говорили) человека человеком: только ради этого партикулярные лица были лишены права распоряжаться факторами производства по своему произволу, и весь процесс применения рабочей силы (вопросы установления величины заработной платы, протяжённости рабочего дня, создания надлежащих условий труда и т.д.) перешёл под мощнейший государственно-централизованный контроль. Социалистическое государство выступило единственным распорядителем совокупной рабочей силы и через эту свою правогарантную роль констатировало и подтвердило, что труд, в процессе его конкретного применения (вот именно "на месте"), не может быть предметом манипуляций, служащих извлечению чьего-то частного дохода.

Мы должны получить здесь,– разумеется,– отношение материальное, а не "идеологическое" (по классификации В.И.Ленина): отношение, выражающееся не в словесных или чисто-юридических запретах, но в запретах структурных, в общественно-материальной, структурной невозможности делать то, что отныне обществом "запрещено". Структурная "перегородка" вот такого свойства (причём, перегородка весьма прочная) и была окончательно водружена, когда у нас догадались: если мы решительно не хотим манипуляций, на локально-производственном уровне, доходом от применения рабочей силы, не надо, чтобы этот доход там – на локальном уровне – вообще и возникал. С тех пор формирование "трудовой прибыли" – в значительнейшей её части – оказалось по видимости словно бы "передвинуто" из непосредственно-производственной сферы в сферу распределения, а это резко, качественно сократило возможности манипулятивного, "негосударственного" (но постольку и антигосударственного) распоряжения трудом, равно как прочими производственными факторами, по всему необозримому множеству локальных объектов народного хозяйства.

Следует отчётливо представлять себе,– напротив,– что любые попытки вновь "локализовать" процесс прибылеобразования, вернуть его назад в хозяйственные ячейки, "подправив" кажущееся смещение,– любые такие попытки могут иметь (и покуда неизменно имели) лишь один, всецело гибельный результат: они разрушают ответственнейшую, с огромным напряжением найденную и отлаженную базисную конструкцию, в отсутствие которой антиэксплуататорский характер нашего строя грозит выродиться из материального общественного отношения в отношение чисто-"идеологическое".

* *

*

С принятием схемы "налог с оборота плюс "бесприбыльные" ("перекошенные вниз") цены на средства производства" в экономике нашей,– в определённый исторический период,– утвердился, таким образом, материально оформился подлинно-социалистический принцип конституирования дохода от общественно-производительной деятельности. Методы ведения хозяйства, сложившиеся на его основе, глубоко соответствовали общим, сущностным перспективам эволюции отношения "рабочая сила",– которое пока остаётся ядром всего комплекса отношений "социалистического присвоения", социалистической собственности.

Социализм,– тем более когда он побеждает в стране со сравнительно невысокими "стартовыми" показателями индустриально-экономического развития,– не может сразу "отменить" ("уничтожить", как говорили классики[1]) абстрактный труд, или труд – "рабочую силу", являющийся первопричиной того, что общественное производство функционирует как товарное. Абстрактный труд – это труд несамоцельный, не ставший главной, всеподчиняющей жизненной потребностью индивида (а по общему правилу и неспособный ею стать, ввиду внутренней ущербности, "бесчеловечности" своей исторически сформировавшейся деятельностной структуры).

Абстрактный ("отчуждённый") характер труда,– когда труд не есть жизненное призвание личности и не предпринимается ради него как такового, но лишь "в обмен" на какие-то иные блага,– абстрактный характер труда с неизбежностью провоцирует известное отчуждение между средствами производства и трудящимися, специфическое "равнодушие" (в большей или меньшей степени, конечно) трудящегося к судьбе средств производства и столь же специфическое, исторически-вынужденное "самоустранение" масс от активного участия в управлении общественно-производственным процессом. Средства производства при социализме,– постольку,– ещё допускают, "терпят" заметную (а в разные кризисные моменты и весьма значительную) элитаризацию распоряжения ими, которая внешне выступает как бюрократизация управленческого аппарата (его "бюрократическое извращение"). Совокупность всех вышеочерченных обстоятельств привела к тому, что первая фаза коммунистической общественно-экономической формации была родоначальниками научного коммунизма определена как строй лишь "фабричного" равенства между гражданами – единицами "рабочей силы", в противоположность коммунистическому фактическому равенству свободно развивающихся носителей творческой способности.

Вся проблема воссоздания "полного коммунизма" и состоит,– как лишний раз можно удостовериться,– в общеэкономическом, технологическом и структурно-правовом преодолении базисного отношения "абстрактный труд" (труд – "рабочая сила"); поскольку реализация человеческой способности к труду по принципу "рабочей силы" лежит в фундаменте товарно-денежных зависимостей, то указанную базисную "программу-максимум" коммунистического строительства нередко формулировали как необходимость "избавиться" от товарного производства. Между всеми представимыми здесь формулировками ("изжить" абстрактный труд, "изжить" товарно-денежные отношения, вытеснить соединение производителя со средствами производства по типу "рабочей силы" соединением по типу "творческой способности" и т.д.),– между всеми этими формулировками никакой концептуально-значимой разницы, а тем паче противоречия, нет.

Меновая стоимость в ходе построения коммунизма подвергается "атаке" как бы с двух флангов: и "сверху", по линии всемерного политико-правового развития самого трудящегося, развязывания его инициативы как главного элемента производительных сил и субъекта всего процесса общественного производства; и "снизу", по линии научно-технического прогресса, который последовательно "очищает" экономику от технологически-архаичных рабочих мест, где у работника отсутствует какая-либо возможность проявить себя в качестве творческой индивидуальности.

Сошествие меновой стоимости со всемирноисторической "сцены" нельзя, конечно, рисовать себе так, что она в один прекрасный день будет упразднена особым декретом. Скорее, она "отомрёт" постепенно, через неуклонное сокращение фактически обращающегося в обществе её количества; и социализм в данном аспекте,– как общественный строй с высокоразвитым товарным хозяйством,– именно тем от капитализма отличается, что фундаменталънейшая объективно-историческая тенденция к "вымиранию", "уничтожению" отчуждённых форм труда и трудовых отношений однородна ему, внутренне ему присуща не просто в виде стихийно действующей закономерности, но и как сознательно избранная, сознательно преследуемая цель.

В нашей экономической эволюции,– постольку,– неизбежно должен наступить момент, когда стоимостной объём производства сперва замедлит свой рост, "зависнет" на определённой отметке, а затем начнёт свёртываться, на фоне непрерывно и энергично увеличивающейся массы реального вещественного богатства. (Между прочим, есть все основания полагать, что момент этот,– если бы не "реформа",– у нас давно бы уже наступил.)

Следовательно,– коль скоро такова окажется схема наращивания национального богатства,– такова же должна быть и динамика доходообразующего производственного фактора: он должен обеспечивать увеличение массы высококачественных жизненных благ и удовлетворение денежных запросов государства, но всё это при условии не беспредельного вздувания, а систематического ограничения стоимостных объёмов вырабатываемой продукции.

Сполна очевидно, однако,– подобную динамику доходообразования может гарантировать лишь такой производительный агент, который в процессе "принесения дохода" не прибавляет (строго говоря) что-то к своей собственной стоимости, первоначально вовлекаемой в процесс, т.е. не "дорожает" сам, а наоборот – дешевеет и удешевлением этим словно бы "освобождает", в качестве продукта для общества, всё более весомую часть некоего – исторически так или иначе выясненного и устабилизовавшегося – стоимостного объёма. "Самодешевеющий" источник прибыли,– который способен одновременно обогащать общество и в стоимостном, и в натуральном выражении, неуклонно "минимизируя" при этом суммарный объём меновой стоимости в народном хозяйстве,– такой источник прибыли и есть живой труд, рабочая сила, когда глубинным закономерностям её "плодоношения" позволено, наконец, проявиться в чистом виде[2]: когда консолидация прибавочного продукта непосредственно, напрямик увязана с трудовыми затратами, не застревая на "превращённых",– по Марксу,– элитаристски-"фондовых" его формах.

Мы подытожим здесь вкратце, что социализм – это строй, при котором стоимостные законы (прежде чем общественно-историческая сцена будет вовсе ими покинута) проявляются в своей наиболее чистой и рациональной версии: прибавочный продукт сознательно конструируется обществом в определённой пропорции к затратам рабочей силы. А поскольку "в чистом виде" рабочая сила производит доход исключительно тем своеобразным способом, что непрерывно дешевеет (теряет стоимость!) сама, социалистическая организация народнохозяйственного процесса и пролагает путь к постепенному возобладанию в экономике высших, нестоимостных форм богатства над стоимостными, к созданию материального изобилия и к "растворению" навсегда любых общественных отношений, в которых труд ещё "отчуждается", ещё выступает как средство получения неких других благ, но не как естественное и единственно-благодетельное "заполнение" гармоничной человеческой жизни.

Сейчас я "набираю",– как легко заметить,– дополнительные аргументы в защиту тезиса, что механизм формирования и извлечения социалистической прибыли (ведь мы же сами не упускаем случая подчеркнуть её существенно иное содержание по сравнению с прибылью капиталистической, или "фондовой"),– что механизм формирования и извлечения социалистической прибыли не может действовать в локально-производственном масштабе, но только в рамках экономики как целостности, как единого народнохозяйственного комплекса.

Средства производства, когда они применяются в качестве капитала, "плодоносят" таким образом, что возвращаются из воспроизводственного процесса, "приплюсовав" некую сумму к своей первоначальной стоимости; по крайней мере, так это выглядит эмпирически, на поверхности частнособственнической системы хозяйствования.

Маркс показал (удивительно, насколько прочно у нас это теперь "забыли"), что подобная формула "плодоношения фондов" есть феномен общественно-"иллюзорный" (фетишистский), обусловленный частнособственническим характером их присвоения, и что в действительности единственным "плодоносным" фактором здесь является живой труд; причём (и это чрезвычайно важно) истинная динамика его продуктивности противоположна той, которой по видимости обладает капитал. Секрет продуктивности рабочей силы отнюдь не в том, что она в воспроизводственном процессе "наращивает" на себе прибыль; напротив, продуцируемый ею доход есть разность между её, так сказать, "полезностной оценкой" – той стоимостью, которая образует "потребительную ценность" живого труда и измеряется продолжительностью рабочего времени,– и оценкой "затратной", измеряемой стоимостью жизненных средств трудящегося.

Мы хорошо знаем, что продолжительность рабочего дня – величина, социально сугубо-"неэластичная"; на текущий момент она исторически устабилизовалась где-то в районе восьми часов, и надо отдавать себе отчёт, что рабочий, при какой угодно фондовооружённости, не произведёт стоимости существенно больше, чем восемь часов общественно-усреднённого, "стандартного" для сложившихся экономических условий труда (хотя, несомненно, масса производимого им вещного богатства регулярно возрастает). Сказанное касается и совокупной рабочей силы общества, вместе взятой, которая также неспособна произвести ни на йоту больше новой стоимости, нежели восемь часов общественно-усреднённого труда, помноженного на количество работников.

Между тем, даже и осознав прекрасно этот свой "стоимостной потолок", разумно функционирующее общество вовсе ещё не лишается систематической прибавки стоимостного дохода; от устабилизовавшегося "стоимостного потолка" государство может богатеть дальше, реально подняв производительность труда и его качество, через интенсификацию как правового, так и инженерно-технического своего развития. Сдвиги в фактической производительности труда позволят выпускать более обширную массу подешевевших потребительских благ, что снизит стоимость воспроизводства рабочей силы, снизившаяся "затратная оценка" рабочей силы (стоимость её воспроизводства), будучи общественно "вычтена" из её суммарной "полезностной оценки" (суммарной новой стоимости, создаваемой в экономике и определяющей "стоимостной потолок"), освободит для социалистического государства больший прибавочный продукт в стоимостном исчислении (помимо того,– напомним,– что прибавочный продукт возрос и в исчислении натуральном). Сумма же заново образующейся в общественном производстве меновой стоимости пребывает прежней (а со временем, когда весь вышеописанный механизм вполне отладится, можно начать последовательно, планомерно – хотя и осторожно – "уступать" подспудно нажимающему на нас универсально-историческому закону её экономической и политической "самоликвидации").

Мы обратим внимание здесь, что в рационально функционирующем стоимостном хозяйстве – т.е., в хозяйстве социалистическом – снижение "затратной оценки" (стоимости воспроизводства) рабочей силы явственно берёт на себя роль макроэкономического критерия эффективности: коль скоро за отчётный период (за год, скажем) рабочая сила не "подешевела",– иначе говоря, не удалось снизить цены на основные предметы потребления,– значит, общественное производство в рассматриваемом периоде было неэффективно, не обеспечивало надлежащий рост государственных доходов и жизненного уровня населения. Снижение же "цены воспроизводства" живого труда невозможно уяснить в пределах хозяйственной единицы, где труд непосредственно применён,– по той простой причине, что рабочая сила, вот именно, там не воспроизводится (но только потребляется сама); воспроизводится она в другом месте – на рынке потребительских товаров, вот туда-то должно быть перенесено (как это и делалось по схеме "налога с оборота") окончательное формирование трудового дохода общества, если общество всерьёз намерено лишь на собственном труде, а не на манипуляциях вокруг труда, основывать своё благосостояние.

Сугубо озадачивает некоторых во всём этом кажущийся ценообразовательный "разнобой": часть цен в народном хозяйстве получается "доверху загружена" централизуемым прибавочным продуктом, другая же часть (цены на средства производства) содержит прибавочный продукт в гораздо более скромных размерах,– ранее определявшихся как "чистый доход предприятия". ("Оптовые цены предлагается строить без компоненты прибавочного продукта",– явно неодобрительно замечает по этому поводу автор "заключения", поступившего из НИЭИ при Госплане СССР.)

Считаю необходимым,– в данной связи,– всесторонне, всячески подчеркнуть: при нормальном социалистическом ценообразовании (к которому мы, рано или поздно, неизбежно должны будем вернуться) цены на средства производства содержат новую стоимость лишь в неких весьма условных и ограниченных количествах; но это отнюдь не означает, что при таком решении вопроса мы берём "не весь" прибавочный продукт пли берём его "не везде, где можно". Совсем напротив,– при подходе с позиций "трудовой прибыли в чистом виде" мы извлекаем, в качестве прибавочного продукта, максимум того, что реально можно взять, и не взимаем прибыль лишь там, где её в действительности нет, где попытки извлечь её привели бы только к засорению экономики "фиктивными стоимостями", к раскручиванию инфляционной спирали и к разрастанию в государстве откровенно-паразитического "элитизма".

Всякий прибылеобразующий фактор "возвращается с прибылью",– в конечном итоге,– лишь с того рынка, где он воспроизводится сам; если его производительной потенции недостаточно, чтобы возобновлять себя самого, то никаких "прибытков" от него, естественно, ждать не приходится. Средства производства (используемые как капитал) "самовозобновляются" на инвестиционном рынке – в производственном процессе как таковом; рабочая сила восстанавливает себя не в процессе инвестирования, а на рынке потребительских благ и услуг, там и выясняется досконально, насколько она была за истекший отрезок времени эффективна.

С целью "самовозобновления" на товаропотребительский рынок регулярно поступает вся рабочая сила, весь реально-производительный потенциал общества: и тот, что занят в производстве средств производства, и тот, что занят в отраслях, имеющих прямое касательство к народному потреблению. Весь общественно-продуктивный потенциал (а не треть его или половина) регулярно, тщательно и безошибочно измеряется на "своём" воспроизводственном рынке: измеряется строго по тому параметру, в котором воплощена его производительная динамика (по стоимости своего воспроизводства), и – во-вторых – строго через те и только те экономические реалии, которые к данному рынку относятся, конституируют его (через стоимостные и натуральные объёмы товарных масс, участвующих в воспроизводстве рабочей силы, через действующий здесь механизм цен).

Совершенно неправильно подозревать поэтому, будто мы чего-то "недополучили", если в цены на средства производства не насовали "прибавочного продукта". Ведь рабочая сила,– единственный подлинно-"плодоносящий" агент, занятый в тяжёлой промышленности,– регулярно посещает потребительский рынок и имеет широчайшие возможности на опыте проверить, насколько весом действительно предоставленный ею обществу прибавочный продукт: если товаров, услуг, культурных ценностей не прибавилось, качество их не улучшилось и они не сделались доступней, значит, общественный технико-производственный аппарат (включая капитальное строительство, транспорт и пр.) функционировал не совсем так, как хотелось бы. Средства производства, в огромном своём большинстве, изготовляются не ради них самих, они должны служить подъёму благосостояния народа; они "прибыльны" лишь постольку, поскольку снижают "затратную оценку" рабочей силы, "выходя" так или иначе на рынок её возобновления,– а вовсе не в том выражается их общественная производительность, что к их собственным ценам понаприписывали чисто-денежный, бумажный "прибавочный продукт", не обеспеченный никаким реальным приростом товаропотребительского наличия. Совсем не по тому судят о работе,– скажем,– театра, насколько умаялись люди за кулисами; если на сцене скука, этого более чем достаточно для исчерпывающего и стопроцентно объективного суждения.

Следует безусловно отклонить возможное возражение, будто обратные связи в экономике при такой постановке дела чересчур длинны (для тех же, хотя бы, работников тяжёлой индустрии); подобная экономическая политика у нас проводилась, и мы знаем, что она позволяет снижать потребительские цены ежегодно, а это ничуть не длиннее, нежели многие принятые ныне циклы "местного" материального стимулирования. С одним только немаловажным уточнением,– что цикл, замыкающийся на ежегодное общегосударственное снижение розничных цен, характеризует действительный, "честный" вклад локальных коллективов в реализацию основного экономического закона социализма и тем самым взаимосочетает интересы государства, хозяйственных ячеек и работников как индивидов на здоровой, предопределённой к развитию платформе; что же касается цикла, замыкающегося на расхватывание премий внутри предприятия, он вполне может быть обязан своим процветанием какой-либо вредоносной, антиобщественной практике (типа систематической корректировки планов) и способен лишь противопоставлять локальный и индивидуальный интерес государственному, а не создавать необходимый органический контакт между ними.

* *

*

Скажу несколько слов касательно утверждения, будто "возрождение прежних принципов ценообразования приведёт к вытеснению экономических методов управления чисто административными, волевыми решениями".

Методология, в соответствии с которой строится управление народным хозяйством, заслуживает называться научной – или "экономической" – лишь в том случае, если она опирается на познание сущностных (иначе говоря, базисных) закономерностей экономики, если в ней уловлены и предугаданы объективно-неизбежные трансформации главного, системообразующего базисного отношения – способа соединения трудящегося со средствами производства.

В социалистическом обществе детерминантным базисным отношением является соединение трудящихся со средствами производства по принципу "рабочей силы" (по принципу формального равенства); причём, отношение "рабочая сила" здесь действует "в чистом виде": в условиях, когда средства производства взяты в государственную собственность и тем самым устранена рыночная конкуренция капиталовложений – мощнейший фактор, замутняющий "чистоту" основанных на действии "рабочей силы" стоимостных (товарно-денежных) механизмов. Судьба принципа "рабочей силы", всемирноисторически,– это, как было предуказано классиками марксизма-ленинизма, его постепенное "самосворачивание" и замещение принципом фактического равенства ("творческой способности").

Система хозяйствования, узловыми пунктами которой выступали

формирование прибавочного продукта пропорционально труду, а не "капиталу" (налог с оборота),

"бездоходные" цены на постоянные фонды, как результат поистине очистительного и вразумляющего "возвращения" механики прибылеобразования на рынок воспроизводства действительного прибылеобразующего агента,

снижение стоимости воспроизводства прибылеобразующего агента (рабочей силы) как макроэкономический критерий эффективности,–

– указанная система хозяйствования полностью отвечала исторически-закономерным тенденциям сущностных, качественных изменений в основном базисном отношении социализма, она концептуализировала эти тенденции теоретически и инстнтуционировала их практически, а постольку являла собою вовсе не царство каких-то "волевых решений", но подлинно-научную и единственно-научную совокупность приёмов управленческого контроля над социалистическим общественно-экономическим процессом.

Между тем, в то время как "рабочая сила" в условиях социалистического огосударствления средств производства и необходимость подняться от неё к некоему более высокому типу собственности – всё это составляет общественно-материальную действительность нашего строя, его "базисную субстанцию",– в то же время отношения, на которые уповала "хозяйственная реформа" (производительность фондов, средняя норма прибыли и пр.), при социализме попросту не существуют и не могут быть (ввиду своей эксплуататорской природы) реставрированы напрямик, но разве только под прикрытием разных псевдо-"научных" увёрток и самой беспардонной демагогии.

Менее всего,– таким образом,– совершившийся в результате "реформы" переход был заменой "волевых решений" "экономическими методами"; как раз напротив – марксистски-научные, подлинно-экономические схемы управления народнохозяйственным целым оказались изгнаны в угоду манипулятивному волюнтаризму, за которым стояли и стоят выморочные буржуазно-реставраторские фикции, а не базисная реальность социалистического общественно-производственного развития.

Соответственно,– и возобновление "прежних" (т.е. марксистских) принципов народнохозяйственной организации приведёт ни к какому не "вытеснению", якобы, "научных начал" в планово-управленческой деятельности, но послужит, единственно лишь, к радикальному оздоровлению социалистической экономики, к преодолению теперешнего застоя в ней и к предотвращению дальнейшего разброда, ныне ежедневно и ежечасно вызываемого "экономическими" сюрпризами манипулятивных "методов" и "показателей".

Маркс говорил некогда: "Все политико-экономы делают ту ошибку, что рассматривают прибавочную стоимость не в чистом виде, не как таковую, а в особых формах прибыли и ренты".[3]

Со всей ясностью,– в НИЭИ при Госплане СССР также склонны разделять по данному вопросу точку зрения не Маркса, но критикованных им буржуазных вульгаризаторов; только это и проглядывает в безапелляционных заявлениях, якобы подход, ориентированный на прибавочную стоимость в чистом виде (или на открытое, общественно-сознательное соотнесение величины прибавочного продукта исключительно с затратами живого труда) помешает-де работе "таких важнейших экономических стимулов и рычагов, как хозяйственный расчёт, прибыль, цена".

Спрашивается,– в самом деле, почему та же прибыль может служить надёжным "экономическим рычагом", только если она "фондовая", цена – только если она сконструирована по схеме "цены производства"?

Схема "налога с оборота",– в равной (если не большей) степени,– заключает в себе, объективно, и требование скрупулёзнейшего экономического расчёта, и прибыль, и процесс построения цены, и совокупность тонких, разветвлённых зависимостей, взаимовлияний между ними; вся разница лишь в том, что названные категории фигурируют здесь не в буржуазно-фетишистском, "превращённом" (но отсюда и антисоциалистическом) облике, а в форме, отражающей принципиальные закономерности эволюции социализма и постольку адекватной ему. Адекватные же экономические инструменты, основательней воспроизводящие общественно-материальную динамику социалистического устройства, уж никак не могут быть менее "действенны", нежели инструментарий, который позаимствован,– мягко говоря,– совсем из другой общественной формации.

Мы помолчим уже касательно того щекотливого обстоятельства, что "действенность" фондовой прибыли, вкупе с обслуживающими её производными показателями, вообще являет собою стопроцентный миф.

"... ни один из основных показателей, регулирующих хозяйственную деятельность, по существу не способствует экономии средств, ресурсов, не нацеливает на повышение эффективности, действительный рост производительности труда. Единственное, что достигается в результате действия этих критериев,– рост выпуска продукции. Но, к сожалению, чаще всего любой ценой."[4]

"Действующая система показателей планирования и оценки производственно-хозяйственной деятельности объединений и предприятий недостаточно стимулирует освоение выпуска новых видов продукции и применение прогрессивных технологических процессов."[5] Сплошь и рядом она обнаруживает себя, попросту, "главной преградой", "существенным тормозом расширенного внедрения прогрессивной технологии".[6]

"... некоторые предприятия и объединения ... в ущерб плановой номенклатуре и ассортименту изделий перевыполняют планы производства за счёт выпуска более дорогой и менее трудоёмкой продукции. Это /т.е., перевыполнение!– Т.Х./ отрицательно сказывается на сбалансированности планов в процессе их выполнения, на устойчивости хозяйственных связей и работе смежных предприятий."[7]

"Типичное явление: завод, выполняющий план по общей стоимости продукции и на этом основании относящийся к числу "хороших", по одним номенклатурным группам задания перекрывает, а по другим – проваливает. Возникают неурядицы, нарушается работа многих предприятий-смежников."[8]

"Материальные затраты ... выступают в качестве прибылеобразующего фактора. Следовательно, чем больше в себестоимости изделий израсходованных ресурсов, тем больше в оптовой цене прибыли на единицу живого труда." "Такова сущность многих отрицательных явлений, порождаемых действующими оценочными показателями, которые искажают подлинный результат производственной деятельности предприятий."[9]

"Отсюда удорожание продукции, рост планового фонда заработной платы, не подкрепляемый соответствующим ростом производительности труда. Всё это может быть и выгодно предприятию, но отнюдь не государству."[10]

"… предприятиям при существующей системе планирования и экономического стимулирования невыгодно очень многое из того, что выгодно – и необходимо!– обществу в целом."[11]

"В итоге вместо сочетания интересов возникло противоречие между интересами общества в целом и интересами коллективов предприятий и объединений."[12]

В моей записке "Способы "очистки" действующих планово-оценочных показателей..." и в настоящей небольшой разработке об узаконенном нынче показателе "чистой продукции" говорится,– как нетрудно подметить,– "в прошедшем времени", хотя он внешне только начинает свою народнохозяйственную "карьеру". Скептицизм в отношении упомянутого критерия,– как мною прежде уже разъяснено,– основывается на том, что "чистая продукция" всецело обременена главным пороком и главным заблуждением сегодняшней нашей экономической теории и практики: фондовой прибылью; но постольку и негативных явлений в экономике, вызываемых (почти исключительно) фондовым принципом прибылеобразования, никак нельзя надеяться с помощью "чистой продукции" устранить.

В печати у нас этот существеннейший, коренной дефект вновь предлагаемого показателя (общий ему с непосредственным его "предшественником" – объёмом реализации) не однажды обсуждался.

""Чистая" продукция, кроме собственных затрат, включает в себя ещё и прибыль. А она ... зависит от стоимости сырья и материалов, то есть опять же от затрат прошлого труда."[13]

"... чистая продукция должна подвергнуться дальнейшей "очистке". Искажения, которые получаются в результате применения показателя "чистой продукции", в значительной мере обусловлены тем, что прибыль определяется пропорционально всем издержкам производства. Хотя создаётся она только живым трудом, а материальные затраты лишь переносят свою стоимость на вновь созданный продукт. ... Установление же прибыли пропорционально заработной плате позволит значительно "очистить" чистую продукцию ..."[14]

"Думается, надо изменить ... методику ценообразования – прибыль устанавливать по отношению не к себестоимости, включающей материальные затраты, а к полной заработной плате."[15]

"… принятый метод формирования прибыли в цене по нормам к полной себестоимости создаёт у производителей заинтересованность в повышенном расходе материальных ресурсов." "... прибыль должна формироваться по нормам к затратам на обработку, а не к полной себестоимости."[16]

"... прибыль определять в процентах ... к заработной плате."[17]

Следует, несомненно, целиком согласиться с цитированными авторами касательно главного – что прибыль "создаётся лишь живым трудом" и что начисляться она должна, постольку, соответственно затраченному живому труду; практически не подлежит сомнениям и то, что стартовавший, наконец, процесс "очистки" общеэкономических регулятивов заставит вернуться к "трудовому" прибылеобразованию со всей (им уже обнаруженной) внутренней принудительностью. Снова и снова подчеркну, однако, что картина установления прибыли "в процентах к заработной плате" по каждому хозяйственному объекту в отдельности – политэкономическая ошибка; трудовой принцип конструирования цены неизбежно означал бы и "реабилитацию" налога с оборота, ибо эти вещи суть синонимы. С возобновлением марксистской "трудовой" политики дохода (если её, понятно, строить правильно)

прибылеобразование естественно "перебазируется" на рынок воспроизводства живого труда,

цены на постоянные фонды автоматически лишаются "компоненты прибавочного продукта",

народнохозяйственным критерием эффективности оказывается периодическое снижение розничных цен (снижение "издержек воспроизводства" рабочей силы как эксплицитно признанного прибылеобразующего начала).

Вопрос, которого придётся теперь коротко коснуться,– это задание локального критерия эффективности в только что очерченной системе (системе,– как мы бы её определили,– демократически-централизованного стоимостного хозяйства, не упуская из виду, что возможна централизация и эксплуататорская, элитарная). Мы ведь говорили уже, что возврат к старому не должен быть догматически-"цитатным", а вопрос о локальном критерии эффективности во всей "дореформенной" организации хозяйствования как раз и выглядел, пожалуй, наименее убедительно.

В общественном производстве,– прежде всего,– сохраняются покамест и играют огромную роль товарно-денежные отношения, поэтому от какого-то объёмно-стоимостного показателя, аналогичного валу и объёму реализации, никуда не денешься. Страдаем мы не от стоимостной природы подобных показателей как таковой, а от того, что стоимость у нас получается внутренне "бесструктурная", "безразличная" к конкретным путям и методам её "заполнения".

Между тем, стоимостные объёмы можно весьма удовлетворительно "структурировать", если связывать их с полезным эффектом у потребителя изготовляемой продукции и исчислять, отсюда, нечто вроде "плотности выпуска по потребительскому эффекту". Можно, к примеру,– насколько удаётся усмотреть,– брать удельные эксплуатационные издержки у потребителя изготовляемой техники (во что обходится потребителю, в эксплуатации, единица – или некоторая "блок-единица" – полезного параметра машины) и с этой "потребительской удельной стоимостью" машины соотносить известным образом (через производительность машины) рубль выпуска у предприятия-изготовителя; причём, считать дозволенным и даже естественным падение денежного объёма выпуска у предприятия-изготовителя, если суммарный полезный эффект, доставленный в распоряжение потребителя, не изменился или (что ещё лучше) увеличился.

Следовало бы тогда,– вообще,–

– отказаться от планирования и учёта в народном хозяйстве, на его локальном уровне, "бесструктурных" стоимостных масс;

при определении любого локально-производственного стоимостного объёма обязательно выяснять его "плотность" по характеристическому полезному параметру той продукции, к которой данный объём относится;

поощрять наращивание стоимостных объёмов производства только при условии, что росту производимой стоимости сопутствует увеличение (или по крайней мере сохранение) её плотности по критериальному параметру продукции;

расценивать как сигнал неблагополучия стоимостной рост, не сопровождаемый соответствующим же ростом (или хотя бы сохранением) "потребительски-полезностной насыщенности" выпуска;

узаконить возможность сокращения объёма производства в стоимостном исчислении, если стоимостная масса свёртывается в результате того, что её "удельная потребительски-полезностная плотность" (количество вырабатываемого полезного эффекта на рубль, положим, выпуска) повысилась.

Сами по себе поиски в направлении увязки объёмно-стоимостных характеристик выпускаемой продукции с её потребительским эффектом, разумеется, не новы; так, упомянем хотя бы предложения вычислять "показатель "оптимизированной эффективности"": "соотношение объёма реализации продукции в натурально-качественном измерении и этого же объёма реализации в денежном выражении".

"… это означает ограничение сверху объёма реализации в денежном выражении или в сущности ограничение сверху цены изделия. ... рост прибыли в этом случае допустим только ... за счёт опережающих темпов снижения себестоимости, но никак не за счёт роста цен. Можно даже утверждать, что рост прибыли при ограниченных сверху и снижающихся ценах, как оптовых, так и розничных,– это коренной признак социалистических товарно-денежных отношений. Он открывает возможности для роста материально-технического богатства общества при одновременном снижении цен."[18]

Впрочем, по большинству своему попытки напрямик увязать производственно-затратные измерения с выгодой потребителя пребывают, покуда, в плену стереотипов "фондового" мышления, которое ориентирует не столько на максимизацию "массы конечного эффекта" (а в этом, единственно, и заинтересовано социалистическое общество), сколько на вздувание промежуточных, "служебных" результатов – стоимостных объёмов у предприятий-изготовителей; причём конечный потребительский эффект сплошь и рядом оказывается не целью (как ему подобало бы) всей производственной деятельности, но лишь средством к наращиванию "пустых", манипулятивных стоимостных масс, грубо-"разжиженных" по критериальному параметру продукта.[19]

Между тем, стоимость значима отнюдь не как аморфное, бесструктурное количество, но именно благодаря специфической густоте, вязкости своей "потребительской консистенции"; не что иное происходит и в капиталистически-рыночной экономике (если уж присматриваться к тамошнему хозяйственному опыту), где выигрывает всегда тот предприниматель, который или выносит на продажу больший полезный эффект при неизменных издержках изготовления, или продаваемый эффект у него существенно возрос при издержках, увеличившихся не столь ощутимо. В обоих случаях преуспевающий капиталист сумел на единицу собственных производственных затрат предложить потребителю больше выгод и удобств, нежели это смогли сделать другие. Авансированная стоимость у него имеет повышенную "полезностную плотность", она более рационально "организована по конечному эффекту"; вот эта-то более рациональная, более плотная " полезностная структурализация" выпуска (а не прибыль как таковая) и является здесь подлинным критерием эффективности производства.

Сама же капиталистическая прибыль – феномен, скорее, социально-"тормозной"; она возникает как следствие того, что буржуазные собственники не дают распространиться закономерной "цепной реакции" инженерно-технических усовершенствований и повышения эффективности: не дают этой цепной реакции "прокатиться" по народному хозяйству, вплоть до её естественного "пункта назначения" – рынка воспроизводства рабочей силы, где она могла бы широко и благотворно воздействовать на подъём жизненного уровня трудящихся. Собственник капитала устраивает как бы "запруду" перед "потоком повышения общественной производительности"; он "отгибает к себе" львиную долю объективно-общественногопаразитически-"элитного" перераспределения плодов чужого труда десятилетиями пытаться "привить" социалистической стране,– привить любой ценой, хотя бы методы этой авантюристической "акклиматизации" выглядели (и на деле оборачивались) сплошным, причём абсолютно безрезультатным насилием над экономической и политической системностью социализма.[20]

В социалистических условиях волна "полезностного уплотнения вновь создаваемой стоимости" (реакция повышения эффективности) должна беспрепятственно "прокатываться" по экономическому целому, от одних его звеньев к другим, и подытоживаться на рынке товаров массового потребления – через снижение издержек воспроизводства рабочей силы, как первоисточника, который её, собственно, каждый раз и порождает. Свободное "пульсирование" волны эффективности послужило бы,– кроме всего прочего,– тем самым общественно-материальным процессом, не базе которого социалистический экономический организм мог бы сегодня преодолеть ведомственно-местнические тенденции и подняться на новый качественный уровень своего развития как внутреннего естественноисторического единства.

Всякое чисто-манипулятявное "улучшение" своих показателей предприятием-поставщиком – будь то неоправданное разбухание материалоёмкости продукции, "экономия" на трудозатратах в ущерб качеству, завышение цены, несоблюдение номенклатуры, отклонение новаторских инженерно-технических решений (причиняющих "лишние хлопоты") и пр.,– все такого рода вещи, как превосходно известно, немедля обнаруживают свой манипулятивный характер, едва только продукция попадает в руки потребителя. Вряд ли можно назвать такую манипуляцию поставщика, которая не потянула бы показатели потребителя вниз (подчас болезненнейшим образом); разве лишь они условились манипулировать вместе, но это случается сравнительно редко. По общему правилу, на любом предприятии,– даже если там непрочь "нахимичить" с собственной продукцией,– не очень-то радостно встречают продукцию со следами подобной же "химической обработки", произведённой где-то в предыдущих звеньях общественно-технологической нити.

Суть происходящего здесь в том, что в показателях потребителя итоги производственной деятельности изготовителя объективно "сняты": вручая продукцию потребителю, поставщик выносит её "на суд общества", она применяется на практике, и тут выясняется подлинная её общественная ценность. Можно выдать некачественную технику за "прогрессивную", покуда она ещё не покинула заводской территории поставщика, но когда она очутилась в цехе у потребителя, нельзя "уговорить" её работать хорошо, если в действительности она к этому, так сказать, не предназначена.

С переходом продукции в распоряжение потребителя возникает, таким образом, по поводу этой продукции материально-контролирующее отношение, в котором объективно (т.е. независимо от пожеланий участвующих в нём сторон) отсеивается всё, что ранее было привнесено не в результате действий "по существу предмета", а посредством каких-либо ухищрений. Материальное общественно-производственное отношение, однако,– коль скоро оно уловлено,– это естественная почва, но которой может (и должен) быть учреждён работоспособный, научно-обоснованный экономический показатель. Ведь "научная обоснованность" руководства экономикой в этом только и заключается, чтобы отыскивать в ней материальные (а не манипулятивные) зависимости и именно на них (а не на "ложных связях" паразитического манипуляторства) строить систему регулирующих планово-оценочных величин.

Суммируя,– решение проблемы локального критерия эффективности при "трудовом" (марксистском) ценообразовании могло бы выглядеть приблизительно так:

общий объёмно-стоимостной показатель уточняется – и очищается от манипуляторских наслоений – через выяснение его "удельной потребительски-полезностной плотности" (соотношение, которое должно выявлять, сколько единиц полезного параметра продукта и по какой "потребительской" – эксплуатационной – цене приходится на единицу производственных затрат изготовителя);

если принцип соизмерения конечного потребительского эффекта с затратами у изготовителя распространить на показатель себестоимости, это,– как нетрудно видеть,– будет практически равнозначно предложению планировать, наряду со снижением себестоимости собственной продукции, также (не исключено, что и в основном) снижение себестоимости продукции, которую выпускает потребитель при посредстве поступающих от изготовителя материалов, техники, комплектующих изделий и т.д.[21]

* *

*

Возражения, которые в НИЭИ при Госплане СССР только и удалось подыскать против отстаиваемого мной марксистского подхода к наиболее обострившимся вопросам сегодняшней нашей хозяйственной политики, в общем-то свелись к тому, что указанный подход,– как бы парадоксально сие ни звучало,– "не санкционирован" XXV съездом КПСС. Скажу (рискуя злоупотребить Вашим вниманием) по этому поводу следующее.

Съезды партии выпускают не евангелия и не скрижали Моисея, а хозяйственно-политические установки, истинность которых (как и любых полноправных творений человеческого разума) определяется не самым фактом, что их одобрил такой-то партийный съезд, но зависит единственно лишь от того, насколько результативны они оказались при их практическом применении. Между тем, практическое применение целого ряда установок,– которые апеллировали, в удостоверение своей "непререкаемости", к авторитету нескольких последних партийных форумов,– практическое их применение засвидетельствовало (с исчерпывающей полнотой), что проблемы болезненно назревшего качественного продвижения вперёд в нашем общественно-экономическом и общественно-политическом развитии решению с их помощью, по существу, не поддаются.

Слава богу, мы отнюдь не на XXV съезде услышали впервые о "соединении воедино" государственных и личностных интересов, о необходимости "брать (и, конечно, выполнять) напряжённые планы, экономить ресурсы, снижать себестоимость", "быстрее осваивать новые виды изделий, выпускать продукцию высокого качества и в нужном ассортименте"; изображать всё это как задачу, только ещё "поставленную" XXV съездом,– попросту политическая передёржка. На подступах (причём, весьма расплывчатых) к вожделенным рубежам "напряжённых планов", изобилия разнообразной, высококачественной и экономичной в изготовлении продукции, снижающейся себестоимости, бурного научно-технического прогресса и т.д. народное хозяйство страны топталось,– стреноженное "реформой",– почти десятилетие до последнего съезда партии. Мало сказать – топталось, но и откатывалось назад, в смысле эффективности регулярного своего функционирования; "напряжённые планы", "бережливое расходование ресурсов" и прочие эйфорические миражи "хозяйственной реформы" как были, так и поныне полностью относятся к области благих намерений, реально же в экономике наличествовала все эти годы (и в Госплане это знают гораздо лучше меня) прямо-противоположная картина; о чём,– по моему глубокому убеждению,– и следовало говорить на партийном съезде, а не замалчивать справедливую критику, не упорствовать в подгонке фактической ситуации под желаемую и не делать вид, якобы цели, которых пытались и не смогли достичь, только ещё "поставлены".

Во всём совершившемся (и ещё продолжающем, к сожалению, совершаться) нет, конечно, ничего неожиданного, поскольку "идея" капиталистического, эксплуататорски-элитарного ("фондового") доходообразования в экономике социализма, навязанная авторами "реформы" Советскому государству,– "идея" эта никогда не являлась, не может быть и впредь не будет общепартийной точкой зрения, концепцией, которая подобала бы ленинской партии как таковой. Сделать буржуазно-ренегатскую компиляцию "марксизмом" не в силах никакой съезд, никакой вселенский собор; перед нами здесь не общепартийная, марксистски-обоснованная программа благотворных для народа социально-экономических мероприятий, но безусловно-фракционное, сектантское, антинародное уклонение от марксизма, которое узурпировало статус "общепартийной" трактовки, широко прибегнув в этих целях к безотказным "методам" подавления критических выступлений, направленных на существо проблемы (а не создающих наигранный "накал" вокруг второстепенных и третьестепенных деталей).

Считаю,– открыто ставить на обсуждение то, что есть, оперируя единственно фактами, а тем более тщательно проработанными научными аргументами,– это не только не "нарушение" какое-то партийной дисциплины, но прямой граждански-политический долг всякого честного коммуниста и марксиста; дисциплина в партии марксистов-ленинцев и вообще в социалистическом государстве не может зиждиться на неразумии, низкопоклонстве, боязни высказать классово-политическую истину, коль скоро она кому-то "неугодна". Сколь бы острой, "драматичной" ни выглядела критика,– если она свободно облекается в правовую, конституционно-узаконенную форму, она представляет собою правовое явление, а отсюда требует правового отношения, к себе, т.е. рассмотрения её по её конкретному, существенному содержанию и не должна трусливо "проскрибироваться" на том лишь "основании", что ход мыслей автора шире, нежели некий негласно предписанный шаблон.

Возвращаясь напоследок к "фондовым" политэкономическим и хозяйственно-политическим искажениям,– партии нашей, несомненно, предстоит в недалёком будущем и такой съезд, на котором эти антисоциалистические "теории" (естественно, и произросшая из них разрушительная "жизненная практика") получат заслуженную марксистскую оценку; так что и по линии адекватного отображения нашими партийными съездами прогрессивных социально-исторических закономерностей развития советского общества наметившаяся здесь прискорбная "неравновесность",– не приходится сомневаться,– будет, наконец, в принципе фиксирована и преодолена.

Мне представляется, что первоначальное Ваше предложение (относительно моего предыдущего обращения в Госплан СССР),– "рассмотреть указанную работу с участием автора",– будь оно осуществлено, не в пример более соответствовало бы общим интересам, нежели писание необъективных заглазных "рецензий", которые уж чересчур явно преследуют цель не способствовать дальнейшему анализу нерешённой, (Вы и сами знаете, что нерешённой) проблемы, но лишь заслониться от человека, поднимающего проблему под "непривычным" на сей день углом. Самое обилие,– однако,– внутренняя логичность и уверенная "заземляемость" научной аргументации, проистекающей от подобного "непривычного" поворота, должны убеждать,– мне кажется,– что предмет для обсуждения здесь был и остаётся, и что игнорирование этого фактического положения вещей (как и любое вообще "игнорирование" жизненной реальности) не идёт на пользу делу. Позволю лишь себе заметить, что не вижу никакой необходимости сообщаться с Вами через посредство Вашего НИЭИ; ибо,– признаюсь откровенно,– случилось как-то так, что попадавшие мне в руки труды под грифом упомянутого учреждения вызывали у меня, своим идейно-теоретическим уровнем, разочарование (а подчас недоумение),– в противоположность трудам ряда работников Госплана СССР. Позволю себе также просить Вас ознакомить с моими письмами заместителя председателя Госплана СССР, непосредственно ведающего работами Вашего отдела.

Кандидат

философских наук

Москва, сентябрь 1979 г.