Протекционизм и разрушение процветания

Статья, - полная противоположность работам Хаусхофера.
Просто не смог удержаться, чтобы не проиллюстрировать уровень контраргументации. Да и вообще уровень мысли известных "экономистов".
Достаточно прочесть "Как трактовать пошлины и квоты" и "Не существующая проблема платежного баланса", чтобы искренне повеселиться.

Мюррей Ротбард

Протекционизм и разрушение процветания

[Murray Rothbard. Protectionism and the Destruction of Prosperity // Mises.org
Пер. с англ. А. В. Фильчука]

Смотрите на потребителя
Как трактовать пошлины и квоты
Отрицательная железная дорога
Честная торговля
Демпинг
Молодые отрасли
Старые отрасли
Не существующая проблема платежного баланса

Протекционизм, нередко отвергавшийся и, казалось бы, уже преданный забвению, вернулся, чтобы вновь громко заявить о себе. Японцы, которые, оправившись от тяжелых потерь во Второй мировой войне, изумили весь мир производством передовых высококачественных товаров по низким ценам, служат сегодня весьма удобной мишенью для протекционистской пропаганды. Напоминания о мифах времен войны многим кружат головы, когда протекционисты предостерегают об этом новом «японском империализме», который даже «хуже, чем Перл-Харбор». На поверку же весь этот «империализм» заключается в продаже американцам великолепных телевизоров, автомобилей, микропроцессоров и т.д. по ценам более чем конкурентоспособным, если сравнивать с американскими фирмами.

Является ли это «наводнение» японских товаров подлинной угрозой, с которой правительство США должно бороться? Или же новая Япония является настоящим подарком судьбы для американских потребителей?

Определяя позицию по данному вопросу следует понимать, что любые действия государства означают насильственное вмешательство, так что призывать правительство США вмешаться — означает побуждать его применить силовые принудительные меры для ограничения мирной торговли. Хочется верить, что протекционисты не намерены следовать в своей логике силовых решений до крайностей в форме очередных Хиросимы или Нагасаки.

Для распутывания хитросплетений протекционистской аргументации, необходимо особое внимание обращать на два существенных момента:

а) протекционизм предполагает применение силы для ограничения торговли;

б) суть дела определяется тем, что происходит с потребителем.

В результате, неизменно обнаруживается, что протекционисты делают все возможное для того, чтобы эксплуатировать, причинить вред и крупные убытки не только иностранным потребителям, но прежде всего американцам. Поскольку все мы без исключения являемся потребителями, это означает, что протекционизм стремится всеми силами обмануть нас в пользу пользующегося особыми привилегиями субсидируемого меньшинства, причем бездарного меньшинства: то есть людей, которые не способны добиться успеха на свободном и нестесненном рынке.

Возьмем, к примеру, так называемую японскую угрозу. Любая торговля является взаимовыгодной для обеих сторон – в данном случае для японских производителей и американских потребителей – иначе они не занимались бы обменом. Пытаясь остановить эту торговлю, протекционисты стремятся помешать американским потребителям приобщаться к высоким жизненным стандартам за счет приобретения дешевых и высококачественных японских товаров. Вместо этого государство должно заставить нас вернуться к малоэффективным и более дорогим изделиям, от которых мы уже отказались. Иными словами неумелые производители пытаются лишить всех нас тех изделий, которые мы предпочитаем, и заставить покупать продукцию непопулярных фирм. То есть американские потребители будут ограблены.

При анализе пошлин или квот или любых иных протекционистских ограничений необходимо забыть про политические границы. Политические границы между странами могут быть весьма важны в иных отношениях, однако при этом они не имеют ни малейшего экономического значения. Допустим, к примеру, что каждый из американских штатов является отдельным государством. Тогда мы обязательно услышим многочисленные жалобы протекционистов о том, как же нам теперь несладко живется. Представьте себе стоны производителей дорогих тканей из штатов Нью-Йорк или Род-Айленд, жалующихся на «нечестную», «основанную на дешевой рабочей силе» конкуренцию со стороны различных низкопробных «иностранцев» из Теннеси или Северной Каролины, или наоборот.

К счастью, абсурдность беспокойства по поводу платежного баланса становится очевидной, если обратить пристальный взгляд на торговлю между штатами. Ведь никого не беспокоит платежный баланс между Нью-Йорком и Нью-Джерси или, раз уж на то пошло, между Манхэттеном и Бруклином, поскольку просто нет тех таможенных чиновников, которые вели бы отчеты о подобной торговле или составляли бы подобные балансы.

Если немного поразмышлять на эту тему, то становится очевидно, что требование нью-йоркских фирм о введении пошлин против Северной Каролины – это явный грабеж потребителей, живущих в штате Нью-Йорк (равно как и в Северной Каролине), неприкрытое стремление со стороны менее эффективных компаний заполучить особое преимущество. Будь все 50 штатов отдельными государствами, протекционисты получили бы возможность использовать внешние атрибуты патриотизма и недоверие к иностранцам, чтобы отвлечь внимание от грабежа потребителей собственного региона.

К счастью, пошлины между штатами противоречат Конституции США. Но и при наличии этого очевидного препятствия, даже не имея возможности рядиться в тогу национализма, протекционисты все же сумели установить тарифы между штатами в иной ипостаси. Кампания за дальнейшее повышение ставки минимальной заработной платы, регулируемой федеральным законодательством, в значительной степени была частью протекционистского плана против Северной Каролины и других южных штатов с более низкой заработной платой, более низкой стоимостью рабочей силы, реализуемого их конкурентами из штатов Новой Англии и Нью-Йорка.

В ходе проходивших в 1966 г. в Конгрессе дебатов по поводу повышения федеральной ставки минимальной заработной платы ныне покойный сенатор Джейкоб Джавитц (республиканец от штата Нью-Йорк) открыто признал, что одной из основных причин, по которой он поддерживал этот законопроект, было намерение нанести урон южным конкурентам нью-йоркских текстильных фирм. Так как на юге США ставки заработной платы в целом ниже, чем на севере, то при повышении ставки минимальной заработной платы в наибольшей степени пострадают компании из южных штатов (это же касается и рабочих, которые лишатся своих рабочих мест).

«Безопасность» — еще один модный предлог для введения ограничений торговли между штатами. Так, например, организованные государством молочные картели из штата Нью-Йорк остановили ввоз молока из соседнего штата Нью-Джерси на том явно надуманном основании, что перевозка по реке Гудзон сделает молоко из Нью-Джерси «небезопасным».

Если тарифы и ограничения являются благом для страны, то почему бы их не применить на уровне штата или региона? Принцип остается неизменным. Во времена первой в Америке великой депрессии, известной как Паника 1819 г., Детройт был крохотным приграничным городком с населением в несколько сотен человек. Тем не менее здесь зазвучали протекционистские призывы – к счастью, не претворенные в жизнь – запретить любой «импорт» товаров в Детройт, а его граждан уговаривали покупать только местные товары. Если бы этот абсурд реализован, то всеобщий голод и смерть разом затмили бы для детройтцев все прочие экономические проблемы.

Так почему бы не ограничить или не запретить полностью торговлю, т.е. «импорт» товаров в город, район или даже квартал, или не провести этот принцип последовательно до логического конца — до масштабов одной семьи? Почему бы какой-нибудь семье Джонсов не выпустить указ о том, что отныне ни один из членов семьи не имеет права покупать любые товары или услуги, созданные вне пределов семейного дома? Голод быстро положил бы конец этому нелепому стремлению к самодостаточности.

Следует понимать, что подобная абсурдность неотделима от логики протекционизма. Стандартный протекционизм не менее нелеп, однако риторика национализма и национальных границ позволяла скрыть этот определяющий факт.

Вывод же таков, что протекционизм это не просто абсурд, а абсурд опасный, пагубный для экономического процветания в целом. Мы не являемся, если вообще когда-либо являлись, обществом самодостаточных земледельцев. Рыночная экономика – это единый огромный каркас, охватывающий весь мир, где каждый человек, каждый регион, каждая страна производят то, что у них получается лучше всего, с наибольшей относительной эффективностью, и обменивают этот продукт на товары и услуги других. Без разделения труда и основанной на нем торговли, во всем мире разразился бы голод. Принудительные ограничения в отношении торговли – такие, как протекционизм, – сковывают, подавляют и уничтожают торговлю, этот источник жизни и процветания. Протекционизм — это всего лишь попытка убедить нас в том, что потребители, равно как и процветание общества в целом, должны пострадать, чтобы за счет более эффективных фирм или за счет потребителей наделить постоянными особыми привилегиями группы менее умелых производителей. Однако это исключительно разрушительный способ поддержки, поскольку под прикрытием патриотизма он сковывает торговлю.

Кроме того, специфическая разрушительность протекционизма также проявляется в том, что он ведет к принудительному и искусственному увеличению стоимости межрегиональных перевозок. Одно из величайших достижений Промышленной революции, которое, наряду с другими ее достижениями, обеспечило процветание голодающим народным массам, состояло в значительном снижении стоимости перевозок. Так, например, сооружение в начале XIX в. железных дорог означало, что впервые в истории человечества товары можно будет недорого перевозить по суше. До этого водные пути – реки и океаны – являлись единственным экономически жизнеспособным способом передвижения. Делая наземный транспорт доступным и недорогим, железные дороги позволили межрегиональной наземной транспортировке разрушить господство дорогих и неэффективных локальных монополий. Результатом явилось резкое повышение уровня жизни всех потребителей. Протекционисты же стремятся к тому, чтобы положить конец этому замечательному принципу прогресса.

Неудивительно, что Фредерик Бастиа, великий французский экономист середины XIX в. и сторонник свободной конкуренции, назвал тариф «отрицательной железной дорогой». Экономические последствия активности протекционистов столь же разрушительны, как если бы они буквально уничтожали железные дороги, самолеты или корабли, а также вынуждали бы нас вернуться к дорогим способам транспортировки прошлого – горным тропам, плотам или парусным судам.

Обратимся теперь к некоторым из основных протекционистских аргументов. Возьмем, к примеру, стандартную жалобу о том, что хотя протекционист «приветствует конкуренцию», но эта конкуренция должна быть «честной». Всякий раз, когда кто-то начинает говорить о «честной конкуренции», а тем более о «честности» вообще, нужно внимательно приглядывать за своим бумажником, ибо его вот-вот собираются увести. Ведь по-настоящему «честными» являются просто-напросто добровольные условия обмена, о которых договорились между собой покупатель и продавец. Как смогли понять еще многие из средневековых схоластов, не существует иной «справедливой» (или «честной») цены, кроме цены рыночной.

Что же может быть «нечестного» в цене, установленной свободным рынком? Одно из обычных протекционистских обвинений состоит в том, что «нечестно» требовать от американской фирмы конкурировать, скажем, с фирмой тайваньской, которой требуется платить только половину от заработной платы, выплачиваемой американским конкурентом. Правительство США призывают вмешаться и «уравнять» ставки заработной платы путем введения для тайваньцев соответствующей пошлины. Но не означает ли это, что потребители никогда не должны отдавать предпочтение фирмам с недорогим товаром, поскольку это «нечестно» с их стороны нести меньшие затраты, нежели их неэффективные конкуренты? Именно такой аргумент должен быть использован нью-йоркской фирмой, стремящейся нанести урон своим конкурентам из Северной Каролины.

Однако протекционисты не дают себе труда объяснить, почему ставки заработной платы в США настолько выше, чем на Тайване. Они не установлены Провидением. Ставки заработной платы в США являются столь высокими, поскольку американские работодатели предлагают высокие ставки. Как и все остальные цены на рынке, ставки заработной платы определяются спросом и предложением, а увеличение спроса со стороны американских работодателей привело к их повышению. Чем определяется этот спрос? «Предельной производительностью» рабочей силы.

Спрос на любой фактор производства, включая рабочую силу, основывается на продуктивности этого фактора, на максимальной сумме выручки, которую рабочий, или же фунт цемента или акр земли, предположительно должен принести. Чем выше производительность фабрики, тем больше спрос со стороны работодателей и тем выше его цена, т.е. ставка заработной платы. Американская рабочая сила стоит дороже, чем тайваньская, поскольку она гораздо более продуктивна. Что делает ее более продуктивной? В определенной степени относительное качество труда, квалификация и образование. Но в первую очередь различие определяется не личными качествами самих рабочих, а тем фактом, что американский рабочий в целом обеспечен более разнообразным и качественным капитальным оборудованием, чем его тайваньские коллеги. Чем разнообразнее и качественнее капитальное оборудование, на котором работает рабочий, тем выше его производительность, и соответственно выше ставки заработной платы.

Иными словами, если ставка заработной платы американцев вдвое выше ставки тайваньцев, это вызвано тем, что американский рабочий значительно лучше обеспечен капиталом, пользуется более широким набором более качественных инструментов, и поэтому производит в среднем вдвое больше. В известном смысле, как я полагаю, со стороны американского рабочего «нечестно» производить больше тайваньца, причем не вследствие своих личных качеств, а потому что сберегатели и инвесторы снабдили его большим количеством инструментов. Однако ставка заработной платы обуславливается не только личными качествами, но и относительной редкостью, а в США недостаток рабочих рук в сравнении с капиталом гораздо выше, чем в Тайване.

Другими словами, тот факт, что ставка заработной платы американцев в среднем вдвое выше, чем у тайваньцев, еще не означает, что стоимость рабочей силы в США вдвое выше, чем в Тайване. Если рабочая сила в США вдвое более продуктивна, это означает, что двойная ставка заработной платы в США компенсируется двойной производительностью, так что издержки на рабочую силу на единицу продукции в США и Тайване являются в среднем примерно одинаковыми. Одним из основных заблуждений протекционистов является склонность путать цену рабочей силы (ставки заработной платы) с ее долей в издержках, которая также зависит от относительной производительности.

Таким образом, проблема, стоящая перед американскими работодателями, на самом деле связана не с «дешевой рабочей силой» в Тайване, поскольку «дорогая рабочая сила» в США является результатом именно предложением более высокой цены за дефицитную рабочую силу со сторону американских работодателей. Проблема, стоящая перед менее эффективными американскими текстильными или автомобильными компаниями, связана вовсе не с дешевизной рабочей силы на Тайване или в Японии, а прежде всего с тем обстоятельством, что другие американские отрасли настолько эффективны, что могут позволить себе предлагать американцам такую высокую заработную плату.

Итак, устанавливая протекционистские тарифы и квоты для того, чтобы спасти, поддержать и сохранить на былых позициях менее эффективные американские текстильные, автомобильные или микропроцессорные фирмы, протекционисты наносят ущерб не только американскому потребителю. Помимо всего прочего они ущемляют интересы эффективных американских фирм и отраслей, которые не имеют возможности задействовать те ресурсы, что «заперты» сейчас в неконкурентоспособных фирмах, и которые в противном случае получили бы возможность расширяться и продавать свою вполне востребованную продукцию дома и за рубежом.

Другое противоречивое направление протекционистских нападок на свободный рынок утверждает, что проблема не столько в низких издержках иностранных фирм, сколько в том, что они «нечестно» продают свою продукцию американским потребителям «ниже издержек», занимаясь пагубной и порочной практикой «демпинга». За счет демпинга они получают несправедливое преимущество перед американскими фирмами, которые, как подразумевается, никогда ничего подобного не практикуют и делают вс¨ для того, чтобы их цены постоянно были достаточно высоки, чтобы покрывать издержки. Но если продажа ниже издержек является столь мощным оружием, то почему же никто не пользуется им на внутреннем рынке?

Первое, что нужно сделать, столкнувшись с этим обвинением, вновь посмотреть на потребителей в целом и на американских потребителей в частности? Почему это должно быть предметом недовольства, если потребители извлекают столь очевидную выгоду? Предположим, например, что фирма «Sony» намерена ущемить американских конкурентов путем продажи своих телевизоров американцам по центу за штуку. Разве мы не должны порадоваться столь абсурдной политике крупных убытков за счет субсидирования нас, американских потребителей? И не должны ли мы сказать в ответ: «Давай, “Sony”, субсидируй нас еще больше!» Если судить с точки зрения потребителей, то чем больше будут масштабы демпинга, тем лучше.

Но как же быть бедным американским фирмам, чьи продажи будут страдать до тех пор, пока «Sony» не прекратит фактически раздаривать свои телевизоры? Ну что ж, безусловно, наиболее разумной политикой со стороны RCA, «Zenith» и пр. явилась бы временная приостановка производства и сбыта до тех пор, пока «Sony» не доведет себя до банкротства. Но предположим, что случился наихудший вариант и RCA, «Zenith» и другие в результате развязанной «Sony» войны цен сами были доведены до банкротства? Что же, в этом случае мы, потребители, по-прежнему будем в выигрыше, так как заводы обанкротившихся фирм, которые никуда не исчезнут, будут выставлены за бесценок на аукционе, и американские покупатели этих активов получат возможность выйти на этот рынок и вытеснить «Sony», поскольку теперь они будут нести гораздо меньшие капитальные затраты.

На протяжении многих десятилетий противники свободного рынка утверждают, что многие фирмы добились своего могущественного положения на рынке с помощью того, что именуется «хищническим понижением цен», т.е. они разоряют своих менее крупных конкурентов путем продажи своих товаров ниже издержек, и затем пожинают плоды своих бесчестных методов, повышая цены и устанавливая «монопольные цены». Смысл утверждения заключается в том, что даже если поначалу потребители могут выиграть от ценовых войн, «демпинга» и продаж ниже издержек, то в конечном счете они обязательно пострадают от грядущей монополии. Однако, как мы уже видели, экономическая теория показывает, что это будет пустой номер, потеря денег для фирм, практикующих «демпинг», которым никогда не удастся добиться монопольной цены. И, разумеется, в исторической практике так и не обнаружилось ни единого случая, когда бы попытки проведения хищнической ценовой политики увенчались бы успехом, причем даже попыток как таковых наберется совсем немного.

Другой пункт обвинения гласит, что японские и другие иностранные фирмы могут позволить себе заниматься демпингом, так как их правительства готовы субсидировать их потери. Но опять же мы должны только приветствовать столь абсурдную политику. Если японское правительство действительно намерено растрачивать свои ограниченные ресурсы, субсидируя приобретение американцами продукции «Sony», то тем лучше! Их политика будет столь же саморазрушительной, как если бы эти потери были частными.

Однако существует еще одна проблема, связанная с обвинением в «демпинге», даже если оно звучит из уст экономистов или других так называемых «экспертов», заседающих в беспристрастных тарифных комиссиях и государственных комитетах. Дело в том, что не существует способа, с помощью которого внешние наблюдатели, будь то экономисты, бизнесмены или иные эксперты, могли бы решить, какими могут быть «издержки» любой другой фирмы. «Издержки» не являются объективной величиной, которую можно оценить или измерить. Издержки зависят от самого бизнесмена, и они постоянно варьируются в зависимости от временнoго горизонта бизнесмена, стадии производства или процесса сбыта, с которой ему случается иметь дело в тот или иной конкретный момент.

Допустим, к примеру, что торговец фруктами приобрел ящик груш за 20 долларов, что равняется 1 доллару за фунт. Он рассчитывает продать эти груши по 1,5 доллара за фунт. Но что-то случилось со спросом на груши и он вдруг выясняет, что не сможет продать большую часть своих груш даже по близкой цене. Фактически он обнаруживает, что должен продать груши по любой цене, которую сможет получить, прежде чем они испортятся. Допустим, он выясняет, что может продать свой запас груш только по 70 центов за фунт. Посторонний наблюдатель вполне мог бы сказать, что торговец фруктами «нечестно» продал свои груши по цене «ниже издержек», подсчитав, что издержки торговца составили 1 доллар за фунт.

Согласно еще одному протекционистскому заблуждению, государство должно вводить временную защитную пошлину для того, чтобы поддержать или сформировать «молодую» отрасль. Затем, когда эта отрасль окрепнет, государство может и должно отменить пошлину и пустить уже «созревшую» отрасль в самостоятельное плавание среди конкурентов.

Данная теория ошибочна и на практике подобная политика доказала свою несостоятельность. Ибо необходимость защищать новую, молодую отрасль от иностранной конкуренции для государства не больше, чем защищать ее от конкуренции внутренней. В ходе последних нескольких десятилетий такие «юные» отрасли как пластмассовая, телевизионная или компьютерная весьма успешно обошлись без подобной протекции. Любое государственное субсидирование новой отрасли привлечет в эту отрасль слишком много ресурсов, по сравнению с более старыми фирмами, а также положит начало искажениям, которые могут устояться и сделать фирму или отрасль постоянно неэффективной и уязвимой для конкуренции. В результате пошлины, введенные для «молодых» отраслей, имеют тенденцию сохраняться неопределенно долго, вне зависимости от уровня «зрелости» индустрии. Сторонники этих мер были введены в заблуждение биологической аналогией с «младенцами», нуждающимися в опеке взрослых. Однако деловое предприятие — не человек, молодой или старый.

Действительно, в последние годы старые отрасли, печально известные низкой эффективностью, использовали то, что можно было бы назвать аргументом «дряхлых отраслей» в пользу протекционизма. Сталелитейная, автомобильная и другие проигрывающие конкуренцию отрасли жаловались на то, что им «нужно перевести дух», чтобы провести модернизацию и составить конкуренцию иностранным соперникам, и что эту передышку можно обеспечить посредством введения на несколько лет пошлин или импортных квот. Этот довод трещит по швам точно так же, как и избитый аргумент относительно «младенческих» отраслей, с той лишь разницей, что здесь будет даже еще сложнее вычислить, когда же «престарелая» отрасль чудесным образом достигнет своего омоложения. По сути сталелитейная индустрия была неэффективной еще с момента своего возникновения, и ее хронологический возраст, судя по всему, не играет никакого значения. Первая протекционистская кампания в США была предпринята в 1820 г. по инициативе железоделательной (позднее сталелитейной) отрасли штата Пенсильвания, которая была искусственно взращена войной 1812 г. и уже к тому времени находилась в серьезной опасности, исходившей от гораздо более эффективных иностранных конкурентов.

Последний набор аргументов, или скорее сигналов тревоги, концентрируется вокруг тайн, связанных с платежным балансом. Протекционисты фокусируют внимание на ужасах ситуации, при которой импорт превышает экспорт, подразумевая тем самым, что если не сдерживать рыночные силы, то американцы могут дойти до того, что будет покупали все за рубежом, при этом не продавая ничего иностранцам, так что американские потребители насыщались бы вплоть до полного краха американских фирм. Однако если бы экспорт действительно упал практически до нуля, то где же тогда американцы находили бы деньги, чтобы покупать иностранную продукцию? Платежный баланс, как мы говорили выше, является псевдопроблемой, созданной благодаря существованию таможенной статистики.

В эпоху золотого стандарта дефицит платежного баланса страны действительно представлял собой проблему, но только лишь ввиду природы действия банковской системы с частичным резервированием. Если американские банки, побуждаемые Федеральным резервом или предыдущими формами центральных банков, расширяли денежную массу и кредит, то американская инфляция вызвала повышение цен в США, что отрицательно сказывалось на экспорте и положительно – на импорте. Образовавшийся дефицит требовалось каким-то образом оплачивать, а во времена золотого стандарта это подразумевало оплату в золоте, т.е. в международной валюте. В результате в связи расширением банковского кредита начинался отток золота из страны, который ставил банки, проводящие политику частичного резервирования, в еще более неустойчивое положение. Чтобы ликвидировать угрозу своей платежеспособности, вызванную утечкой золота, банки в конце концов были вынуждены сокращать кредитование, вызывая рецессию и ликвидируя дефицит платежного баланса, и тем самым направляли поток золота обратно в страну.

Однако сегодня в эпоху неразменных бумажных денег дефицит платежного баланса вообще не имеет никакого значения, ибо золото больше не является «статьей баланса». В сущности, никакого дефицита платежного баланса не существует. За последние несколько лет объем импорта действительно превышал экспорт примерно на 150 млрд долларов в год. Но при этом не было оттока золота из страны. «Утечки» долларов также не наблюдалось. Так называемый «дефицит» был оплачен иностранцами, инвестировавшими равноценные денежные суммы в американских долларах: в недвижимость, в капитальные товары, в американские ценные бумаги, а также в банковские счета.

По существу за последние два года иностранцы вкладывали достаточно собственных средств в долларах, чтобы поддержать высокий курс доллара, позволяя нам приобретать дешевые импортные товары. Вместо жалоб и беспокойства по поводу подобного развития события мы должны только порадоваться, что иностранные инвесторы готовы финансировать наш дешевый импорт. Единственная проблема в том, что этот «райский» период уже близится к завершению по мере того, как доллар становится все дешевле, а экспорт – все дороже.

В итоге мы делаем вывод, что весь набор протекционистких аргументов, довольно правдоподобных на первый взгляд, на деле является собранием вопиющих заблуждений. Они свидетельствуют о полном незнании самых базовых положений экономического анализа. Причем некоторые из аргументов являют собой почти ошеломляющие в своей точности отголоски наиболее нелепых утверждений меркантилистского учения образца XVII в.: так, почему-то весьма серьезной проблемой считается наличие у США дефицита торгового баланса, причем не общего, а только с одной конкретной страной, в данном случае с Японией.

Неужели нам нужно заново проходить опровержения более искушенных меркантилистов XVIII в., объяснивших, что балансы с отдельными странами аннулируют друг друга, и следовательно, нужно заботиться только об общем балансе? (Не говоря уже о том, что и общий баланс также не является проблемой.) Однако нет необходимости перечитывать экономическую литературу для того, чтобы осознать, что протекционистский импульс исходит не от абсурдных теорий, а от жажды особых привилегий и стремления к ограничению торговли в ущерб более успешным конкурентам и потребителям. Среди множества групп с особыми интересами, использующих политический процесс для того чтобы подавлять и грабить всех остальных, протекционисты имеют самую долгую историю. Нам давно уже пора раз и навсегда сбросить их со своей шеи и относится к ним с тем праведным негодованием, которого они вполне заслуживает.