Генри Джордж

ПРОГРЕСС И БЕДНОСТЬ

КНИГА VII - Справедливость предложенного средства

ГЛАВА V

О земельной собственности в Соединенных Штатах

Мы видим, что на более ранних ступенях цивилизации земля повсюду рассматривалась, как общая собственность. И обращаясь от туманного прошлого к нашим собственным временам, мы можем заметить, что естественные понятия .людей остаются еще все теми же, что люди, будучи поставлены в положение, в котором влияние воспитания и привычки бывает ослаблено, инстинктивно признают равенство прав на дары природы.

Открытие золота в Калифорнии село в новой стране людей, которые привыкли смотреть на землю, как на законный предмет индивидуальной собственности, и из числа которых вероятно и одному на тысячу никогда не приходило в голову проводить какое-либо различие между собственностью на землю и собственностью на что-либо иное. В первый раз в истории Англо-саксонской расы, люди эти очутились на земле, из которой можно было получать золото посредством простой операции, путем промывки.

Если бы земля, с которой им таким образом пришлось иметь дело, была полевой, пастбищной и лесной, особенно изобильной; если бы [-268-] земля получала особенную ценность вследствие своего положения в виду торговых целей, или благодаря водяной силе, которая на ней имелась бы, или даже вследствие богатых каменноугольных, железных или свинцовых месторождений, и к ней была бы применена земельная система, к которой эти люди были привычны; на огромных пространствах она была бы обращена в частную собственность, как были обращены в частную собственность, без всякого протеста, достойного упоминания, даже те городские земли (pueblo lands), в Сан-Франциско (в сущности самые ценные в штате), которые, согласно испанскому закону, были оставлены для снабжения жилищами будущих обитателей города. Но новизна случая выбила мысль из ее обычной колеи и вернула людей назад к первым принципам, так что с общего согласия было объявлено, что золотоносная земля эта должна оставаться общей собственностью, из которой никто не может брать больше того количества, каким он может разумно пользоваться, и удерживать землю в своем владении долее того, пока он продолжает пользоваться ей. К этому решению, проникнутому сознанием естественной справедливости, не замедлили присоединиться центральное правительство и суд; и все время, пока промывка золота сохраняла значение, не было сделано ни одной попытки уклониться от этого возврата к первобытным идеям. Право на землю оставалось за правительством, и ни одно лицо не могло приобрести чего-либо большего, кроме права на пользование. Золотопромышленники в каждом округе определяли количество земли, какое одно лицо могло взять, и количество работы, которое надо было выполнить, чтобы можно было признать факт пользования. И раз на известном участке это количество работы не было выполнено, всякий получал право занять его.

Таким путем никому не было дозволено захватить наперед в свои руки естественные средства страны и преградить к ним доступ для других людей. Труд был признан творцом богатства, ему дан был полный простор, и за ним сохранена была его награда. Средство это не обеспечило бы полного равенства прав при условиях, господствующих в большинстве теперешних стран; но при условиях, которые существовали в том месте и в то время,- редкое население, неизведанная страна и занятие, по своей природе являвшееся лотереей, оно обеспечивало справедливость во всех существенных нуждах. Один человек мог натолкнуться на чрезвычайно богатое отложение, а другие могли тщетно искать целые месяцы и годы, но все имели одинаковые права. Никому не было дозволено разыгрывать относительно милостей Создателя роль собаки на сене. Существенной идеей постановлений, регулировавших приисковое дело, было предупреждение предварительных захватов и монополии. На том же самом принципе были основаны приисковые законы Мексики; и тот же самый принцип был принят в Австралии, в Британской Колумбии и на алмазных полях южной Африки, ибо он согласуется с естественными понятиями справедливости. [-269-]

С падением приискового дела в Калифорнии привычная идея частной собственности на землю в конце концов одержала верх в издании закона, дозволяющего ограждение патентом земель, содержащих ископаемые. Единственным следствием этого закона было то, что он прекратил свободный доступ к естественным богатствам, и дал собственнику рудоносной земли власть сказать, что никто другой не может пользоваться тем, чем он не хочет пользоваться сам. Во многих случаях рудоносная земля таким образом удерживается вне употребления из-за спекулятивных целей, все равно как удерживаются вне употребления ценные участки для построек и полевая земля. Препятствуя таким образом пользованию, это распространение на рудоносную землю того самого принципа частной собственности, которым характеризуется владение прочими землями, ничего однако не сделало для обеспечения за владельцами земли сделанных ими улучшений; самые большие расходы капитала на закладку и на разработку рудников, расходы в некоторых случаях исчисляемые миллионами долларов,- были произведены при господстве прежнего права, права пользования.

Если бы обстоятельства побудили первых английских поселенцев в Северной Америке обратиться de novo к вопросу о земельной собственности, то, без сомнения поселенцы эти при решении этого вопроса вернулись бы к первоначальным принципам, все равно как они вернулись к первоначальным принципам в делах управления, и индивидуальная собственность на землю была бы отвергнута, как были отвергнуты аристократия и наследственный режим. Но они прибыли из стран, где эта система землевладения еще не достигла своего полного развития, и следствия ее еще не давали себя чувствовать во всей своей полноте, и имели перед собой в новой стране огромный материк свободный для переселения, а потому среди них никому и в голову не приходило подымать вопрос о справедливости и целесообразности частной собственности на землю. Ибо в новой стране, равенство кажется достаточно обеспеченным, если никому не дозволяется брать землю при исключении всех прочих. Сначала кажется, что не делают никакого вреда, обращаясь с землей, как с абсолютной собственностью. Ведь остается вдоволь земли для тех, которые пожелают иметь ее, и незаметно бывает рабство, которое необходимо возникает из индивидуальной собственности на землю на более поздней ступени развития.

В Виргинии и на Юге, где колонизация имела аристократический характер, естественным дополнением крупных поместий, на которые была разделена земля, явилось рабство негров. Но первые поселенцы Новой Англии разделили землю так, как за двенадцать столетий до того времени их предки разделили землю Британии, дав каждому главе семейства участок усадебной и участок полевой земли, за которыми была расположена свободная земля, находившаяся а общем пользовании. Поскольку дело шло о крупных собственниках, которых английские [-270-] короли стремились создать своими грамотами, переселенцы видели достаточно ясно несправедливость навязываемой монополии, и ни один из этих собственников не получил многого от своей жалованной грамоты; но изобилие земли отклоняло внимание от той монополии, к которой должно привести право индивидуальной собственности на землю, даже при незначительных размерах владений, когда станет земли мало. И таким образом произошло, что великая республика нового мира восприняла вначале своего поприща учреждение, которое погубило республики древности: что народ, провозгласивший неотчуждаемые права всех людей на жизнь, на свободу и на стремление к счастью, принял, ни мало не задумываясь, принцип, который, отрицая равное и неотчуждаемое право на землю, в конце концов отрицает равное право на жизнь и свободу; что народ, который ценой кровавой войны уничтожил личное рабство, дозволил однако укорениться рабству в более опасный и глубоко-проникающей форме.

Материк казался таким огромным, поверхность, по которой народонаселение могло разливаться, такой обширной, что, освоившись в силу привычки с идеей частной собственности на землю, мы и не замечали ее существенной несправедливости. Ибо не только этот запас не населенной земли не давал возможности, даже в более старинных частях союза, почувствовать полного действия обращения земли в частную собственность, но и самое позволение одному человеку брать земли больше чем он мог пользоваться, позволение, благодаря которому человек получает власть принудить тех, которые после будут иметь надобность в земле, платить ему за привилегию пользования ее,- не казалось столь несправедливым в то время, когда и другие в свою очередь могли делать то же самое, подвинувшись несколько далее. Более этого; те самые состояния, которые являлись следствием такого захвата земли, которые таким образом в действительности получались от налога, собираемого с приобретений труда, казались и провозглашались наградами, предназначенными для трудящегося. Во всех более новых штатах, и даже в значительной степени в более старых, наша земельная аристократия находится еще только в своем первом поколении. Те лица, которым досталась выгода от увеличившейся стоимости земли, были по большей части людьми, которые начали свою жизнь без копейки. Их крупные состояния, а многие из них имеют миллионы, понятно кажутся им да и многим другим людям, лучшим доказательством справедливости существующих общественных условий, награждающих благоразумие, предусмотрительность, трудолюбие и бережливость; тогда как на самом деле состояния эти суть лишь плоды монополии и неизбежно создаются на счет труда. Тем не менее тот факт, что лица, которые таким образом обогатились, начали свой путь в качестве рабочих, заслоняет эту истину, и то чувство, которое заставляет каждого владельца лотерейного билета наслаждаться в воображении величиной выигрышей, удержало даже бедняка [-271-] от сетования на систему, сделавшую многих бедных людей богачами.

Короче, американский народ не замечал существенной несправедливости частной собственности на землю, потому что он пока еще не чувствовал ее полного действия. Это общественное достояние, обширные земли, которые еще предстояло обратить в частное владение, огромные пространства государственной земли, которую имели в виду все энергичные люди, и было тем великим фактором, который, начиная с того времени как первые поселения стали окаймлять Атлантический берег, формировал наш национальный характер и клал свой отпечаток на нашу национальную мысль. Не потому, что мы избегли титулованной аристократии и уничтожили право первородства; не потому, что мы избираем всех наших должностных лиц от школьного директора и до президента; не потому, что наши законы пишутся от имени народа, а не от имени государя; не потому, что наша страна не знает государственной религии и наши судьи не носят париков,- не потому были мы избавлены от тех зол, на которые ораторы четвертого июля обыкновенно указывали, как на принадлежность отживших деспотических правительств Старого Света. Общая образованность, общее благосостояние, деятельная изобретательность, способность приспособления и ассимиляции, свободный, независимый дух, энергия и вера в будущее, которыми отличался наш народ, суть не причины, но результаты,- и они обусловливались существованием свободной земли. Это общественное владение и было той творческой силой, которая превратила бесхозяйственного, приниженного европейского крестьянина в самоуверенного фермера американского запада; оно давало сознание свободы даже жителям многолюдных городов, и было источником надежды для тех, которым никогда не пришлось воспользоваться этим достоянием.

В Европе, человек из народа, делаясь взрослым, находит все лучшие места на жизненном пиру занятыми и должен бороться с своими товарищами из-за крох, которые падают со стола, не имея и одного шанса на тысячу пробиться или прокрасться до места. В Америке, каково бы ни было положение такого человека, у него всегда есть сознание того, что это общественное достояние лежит у него в запасе; и сознание этого факта, в своем действии и противодействии, проникало во всю нашу национальную жизнь, внося в нее элементы великодушия и независимости, подвижности и самолюбия. Все, чем мы гордимся в американском характере, все, что делает наши жизненные условия и учреждения лучше условий и учреждений более старых стран, все мы можем свести к тому факту, что земля была дешева в Соединенных Штатах, потому что новые земли были открыты для поселенцев.

Но вот, в своем поступательном движении, мы достигли Тихого океана. Далее к западу мы не можем идти, и увеличивающееся народонаселение [-272-] может лишь распространяться к северу и югу и заполнять то, что уже было пройдено. К северу оно уже заполняет долину Красной Реки, вдвигаясь в долину Саскачевана и территорию Вашингтона; к югу, оно заселяет Западных Техас и занимает пригодные для обработки долины Новой Мексики и Аризоны.

Республика вступила в новую эру, эру, в которой монополия земли будет сказаться с возрастающей силой. Великий фактор, действие которого было столь могущественно, прекращает свое существование. Государственной земли почти уже не стало; еще весьма немного лет, и кончится ее влияние, уже быстро падающее. Я не хочу сказать того, что вовсе не будет государственной земли. Ибо еще в течение долгого времени миллионы акров государственных земель будут значиться в книгах Земельного Департамента. Но не должно забывать, что лучшая в земледельческом отношении часть континента уже занята, и что остается земля самая бедная. Не должно забывать, что в списке остающихся земель числятся огромные горные цепи, бесплодные пустыни, плоскогорья, годные только для пастбищ. Не должно забывать, что значительная часть земли, которая фигурирует и отчетах, как открытая для поселения, есть земля без всякого публичного надзора, которая уже обращена в частную собственность в силу владельческих прав или поселения, что не может обнаружиться, пока не будет произведена межевая опись земли. Калифорния фигурирует в книгах Земельного Департамента, как самый многоземельный штат Союджа, содержащий около 100.000.000 акров общественной земли,- чуть не одна двенадцатая часть всей государственной земли. Однако так много этой земли занято по железнодорожным концессиям или перешло уже в частное владение разными способами; так много состоит из гор, которые не могут быть обрабатываемы, или равнин, которые требуют орошения; так много монополизировано тем владениями, которые имеют в своем распоряжении воду, что на самом то деле трудно указать прибывшему переселенцу на какое-либо место в штате, где он мог бы занят клочок земли, на котором бы он мог поселиться и содержать семью, и таким образом люди, утомленные поисками, обыкновенно кончают тем, что покупают землю или снимают ее из известной доли. Не то, чтобы был какой-либо действительный недостаток в земле в Калифорнии,- ибо весь штат сам по себе, Калифорния, будет в состоянии в свое время прокармливать столь же многочисленное народонаселение, как народонаселение Франции,- но захват земли в частную собственность опередил переселенца и умеет держаться как раз впереди его.

Лет двенадцать или пятнадцать тому назад, покойный Веньямин Уэд из Огейо в одной из своих речей в сенате Соединенный Штатов заметил, что к концу этого столетия каждый акр обыкновенной пахотной земли в Соединенных Штатах будет стоить 50 долларов золотом. Теперь стало ясно, что если он и ошибся, то только лишь в том, что [-273-] назначил слишком далекий срок. Если наше народонаселение будет увеличиваться в том же размере, в каком оно увеличивалось со времени учреждения республики, за исключением того десятилетия, на которое приходится гражданская война, то в двадцать один год, который остается от теперешнего столетия, получится прибавка к нашему теперешнему народонаселению почти в сорок пять миллионов, прибавка миллионов на семь превышающая все народонаселение Соединенных Штатов по переписи 1870 года и приблизительно в полтора раза превышающая теперешнее народонаселение Великобритании. Не может быть и сомнения в способности Соединенных Штатов поддерживать такое народонаселение и еще многие сотни миллионов и, при надлежащих общественных отношениях, поддерживать в большем благосостоянии, чем теперь; но в виду такого прироста народонаселения, что станется с государственной землей, еще не перешедшей в частную собственность? В сущности ее вскоре совсем не будет. Пройдет еще очень много времени, прежде чем она вся будет в употреблении; но через весьма короткое время, судя по тому как идут наши дела, всякая земля, к которой люди могли бы обратиться для применения своих трудов, будет уже иметь собственника.

Пагубные следствия обращения земли целого народа в исключительную собственность нескольких лиц, чтобы проявить себя, не ждут окончательного исчезновения общественной земли. Нет необходимости созерцать их в будущем; мы можем видеть их в настоящем. Они выросли вместе с нашим ростом, и продолжают еще расти.

Мы распахиваем новые поля, мы открываем новые рудники, мы основываем новые города; мы оттесняем индейцев и истребляем буйволов; мы опоясываем землю железными дорогами и пронизываем воздух телеграфными проволоками; мы прибавляем знание к знанию и утилизируем изобретение за изобретением; мы строим школы и жертвуем на университеты; однако для масс нашего народа не делается легче добывание средств к жизни. Напротив того, оно становится труднее. Богатый класс делается более богатым, но более бедный класс делается все более и более зависимым. Пропасть между хозяином и работником все расширяется; общественные контрасты становятся более резкими, и вместе с появлением ливрейных экипажей, появляются босоногие дети. У нас уже входит в привычку говорить о рабочих классах и о классах состоятельных; нищие становятся столь обыкновенными, что там, где никогда считалось преступлением, немногим меньшим грабежа на большой дороге, отказать в хлебе тому, кто просит его, теперь запирают ворота и спускают бульдогов, а против бродяг издаются законы, напоминающие законы Генриха VII.

Мы называем себя самым прогрессивным народом на земле. Но какова же конечная цель нашего прогресса, если уже теперь он приносит такие плоды?

Таковы результаты частной собственности на землю, таковы следствия [-274-] принципа, который должен давать себя чувствовать все сильнее и сильнее. Не потому, чтобы рабочие умножались быстрее, чем капитал; не потому, чтобы народонаселение вступало за пределы средств существования; не потому, чтобы машины уменьшали спрос на рабочие руки; не потому, чтобы существовал какой-либо действительной антагонизм между трудом и капиталом;- а просто потому, что земля становится более ценной, ставятся все более и более тяжелыми те условия, на которых труд может получать доступ к естественным удобствам, безусловно необходимым для производства. Общественная земля отодвигается все дальше и количество ее уменьшается. Земельная собственность концентрируется и постоянно увеличивается та часть нашего народа, которая не имеет законного права на землю, на которой живет.

Как выражается Нью-Йорская газета "World": "Собственник, не живущий в своем поместье, как в Ирландии, становится характеристичным явлением в обширных земледельческих округах Новой Англии. Он ежегодно увеличивает номинальную стоимость арендуемых участков; ежегодно повышает требуемую ренту и постоянно унижает достоинство фермеров". А, газета "Nation", ссылаясь на те же местности сою пишет: "Возросшая номинальная стоимость земли, более высокая арендная плата, меньшее число ферм, занимаемых собственниками, уменьшенная производительность, более низкая заработная плата; более невежественное население, увеличивающееся число женщин, занятых в тяжелых работах, труд вне дома (вернейший признак падающей цивилизации), и постоянное ухудшение в способах пользования землей,- вот общественные перемены, описываемые такой массой свидетелей, что не может быть тени сомнения".

Те же самые стремления заметны в новых Штатах, где крупные размеры обработки уже напоминают те латифундии, которые погубили древнюю Италию. В Калифорнии весьма значительная часть обрабатываемых земель сдается из году в год по ценам, изменяющимся от одной четвертой и до половины жатвы.

Расстройства в делах, понижение заработной платы, возрастающая бедность, заметные в Соединенных Штатах, суть лишь результаты те естественных законов, которые мы проследили,- законов столь же всеобщих и непреодолимых, как закон всемирного тяготения. Мы еще учредили республики, в том момент, когда мы перед лицом держав властей выпустили декларацию о неотчуждаемых правах человека; и до тех пор не учредим республики, пока на деле не осуществим эти декларации, обеспечив за самым бедным ребенком, рождающимся среди нас, равное с прочими право на родную землю! Мы еще не уничтожили рабства, приняв Четырнадцатое Дополнение к конституции; чтобы уничтожить рабство, мы должны уничтожить частную собственность на землю, до тех пор пока мы не вернемся назад к первичным принципам, до тех пор пока мы не усвоим естественных понятий равенства, [-275-] до тех пор пока мы не признаем равного права всех людей на землю, тщетны будут наши свободные учреждения, тщетны будут наши народные школы и наши открытия и изобретения будут лишь увеличивать ту силу, которая гнетет народные массы.