Генри Джордж

ПРОГРЕСС И БЕДНОСТЬ

КНИГА VI - Средство избавления

ГЛАВА I

Неудовлетворительность средств, обыкновенно предлагаемых

Проследивши до источника причину увеличивающейся бедности среди растущего богатства, мы открыли и средство избавления; но прежде чем перейти к этой стороне нашего предмета, будет полезно сделать обзор тех мероприятий или тех средств, которые обыкновенно признаются за действительные в борьбе со злом, или предлагаются как таковые. Средство, к которому приводят нас наши заключения, есть в одно и то же время и радикальное и простое; настолько радикальное, что, с одной стороны, оно не будет должным образом принято во внимание, пока будет оставаться какая либо вера в действительность [-208-] менее крутых мер; настолько простое, что, с другой стороны, его несомненная действительность и простота, вероятно, не будут замечены, пока не будет оценено действие более сложных мер.

Средства и мероприятия, которые, судя по текущей литературе и публицистике, более или менее признаются и предлагаются, как способные облегчить бедность и горе среди народных масс, могут быть разделены на шесть классов. Я не говорю, чтобы существовало столько различных партий или политико-экономических школ, но просто полагаю, что для целей нашего исследования господствующие мнения и предложенные меры, могут быть таким образом сгруппированы для обзора. Средства, которые ради большого удобства и ясности мы будем рассматривать отдельно, часто комбинируются в умах людей.

Есть много лиц, которые еще сохраняют ту удобную веру, что материальный прогресс в конце концов уничтожить бедность, и много таких которые в благоразумном ограничении роста народонаселения видят самое сильное врачующее средство; однако, ошибочность такого рода взглядов была уже достаточно выяснена. Рассмотрим теперь, чего мы можем ожидать:

I. От большей экономии в правительственных расходах.

II. От высшего уровня образования среди рабочих классов и от развития среди них трудолюбия и бережливости.

III. От соглашения рабочих с целью поднятия заработной платы.

IV. От кооперации труда и капитала.

V. От правительственного руководства и вмешательства.

VI. От более равномерного распределения земли.

Под этими шестью заголовками мы можем, я полагаю, минуя частности, обозреть все стремления и предложения, имеющие целью облегчить общественное бедствие, кроме той простой, но серьезной меры, которую я имею предложить.

I. От большей экономии в правительственных расходах.

Весьма немного лет тому назад основных догматом веры у Американцев, который разделялся и европейскими либералами, было то положение, что бедность угнетенных масе Старого Света зависит от аристократических и монархических учреждений. Это верование быстро исчезло с появлением в Соединенных Штатах, при республиканских учреждениях, общественного бедствия того же рода, если не той же силы, как то, которое замечается в Европе. Однако общественное бедствие это еще в широкой мере приписывается чрезмерным тягостям, которые налагают существующие правительства,- огромным долгам, военным и морским расходам, расточительности, которой характеризуется как республиканские, так и монархические правители и, в особенности, администрация больших городов. К этому, в Соединенных Штатах, следует еще прибавить грабеж, заключающийся в покровительственном [-209-] тарифе, который ради каждых двадцати пяти центов, которые он дает казне, берет доллар, а может быть и четыре или пять из кармана потребителя. По-видимому, существует явная связь между огромными суммами, которые таким образом берут с народа, и лишениями низших классов, и при поверхностном взгляде естественно предположить, что уменьшение чрезмерных тягостей, так бесполезно налагаемых, облегчило бы бедняку добывание средств к жизни. Однако, рассмотрение предмета при свете тех экономических принципов, которые мы перед этим установили, показывает, что следствие будет не таково. Уменьшение той части, которую берут посредством налогов с суммы всего производимого известным обществом, было бы просто равнозначаще увеличению силы, непосредственно направленной на производство. Оно действительно подняло бы производительность труда, все равно как подняло бы ее увеличивающаяся плотность народонаселения или развитие техники. Но как в первом случае выгода достается и должна доставаться владельцам земли в виде увеличенной ренты, так эта выгода досталась бы землевладельцам и во втором случае.

В настоящее время на продукте труда и капитала Англии лежит бремя огромного долга, установленной церкви, чрезмерных расходов королевского дома, многочисленных синекуристов, огромной армии и флота. Предположите, что долг был бы отвергнут, церковь отделена от государства, королевскому дому предоставлено, как и всем людям, добывать себе средства к жизни, синекуры уничтожены, армия распущена, офицеры и матросы уволены и суда проданы. Таким образом сделалось бы возможным огромное сокращение в налогах. Оказалось бы значительная прибавка к той части продуктов, которая приходится на долю лиц, принимающих участие в производстве. Однако, это была бы лишь такая прибавка, какую в течение долгого времени постоянно давали технические усовершенствования, притом не настолько большая, как та, которую дали пар и машины в последние двадцать или тридцать лет. И как прежние прибавки не облегчили пауперизма, но увеличили только ренту, так не помогла бы и эта. Всю выгоду получили бы английские землевладельцы. Не буду оспаривать, что если бы все это могло быть сделано внезапно и без разрушения и излишних издержек, связанных с революцией, то могло бы наступить временное улучшение в положении низшего класса; но очевидно, такая внезапная и мирная реформа невозможна. Да будь она и возможна, все же это временное улучшение было бы в конце концов поглощено возросшей стоимостью земли при помощи того процесса, который совершается в настоящее время на наших глазах в Соединенных Штатах.

Так и в соединенных Штатах, если бы мы сократили общественные расходы до возможного минимума и стали бы покрывать их посредством подоходного налога, то наверное от такого сокращения было бы не больше пользы, чем сколько принесли железные дороги. Оставалось [-210-] бы более богатства в руках народа, в его целом, как более богатства поступало в руки народа в его целом и благодаря железным дорогам, но те же самые неумолимые законы управляли бы его распределением. И положение тех людей, которые живут своим трудом, в конце концов нисколько бы не улучшилось.

Смутное сознание этой истины проникает, или, скорее, начинает проникать в массы и является для американской республики одним из наиболее опасных явлений. Те, кто ничего не имеет, кроме своего труда, и главным образом городские пролетарии,- растущий класс,- мало тревожатся расточительностью правительства и во многих случаях склонны смотреть на эту расточительность как на нечто хорошее,- "дают, мол, работу", или "пускают деньги в оборот". Твид, который обобрал Нью-Йорк так, как мог обобрать, под видом дани, захваченный город только какой-нибудь герильясский предводитель (а Твид был лишь одним из представителей тех новых бандитов, которые захватывают в свои руки управление всех наших городов), был без сомнения популярен среди большинства избирателей, хотя воровство его было общеизвестно и захваты его всем бросались в глаза по крупным бриллиантам и чрезмерным личным расходам. А после того, как против него было возбуждено судебное преследование, он был с триумфом избран в сената. И даже когда он был пойман после побега, к нему часто обращались с радостными приветствиями на его пути от суда до тюрьмы, он обобрал общество на много миллионов, но пролетарии чувствовали, что он обобрал не их. И приговор политической экономии таков же, как их.

Меня могут неверно понять. Я не верю, чтобы экономия в правительственных расходах была нежелательна; но говорю только, что сокращение в расходах правительства не может оказывать прямого действия на искоренение бедности и увеличение заработной платы до тех пор, пока земля будет оставаться монополизированной.

И хотя это и верно, однако, даже имея в виду только интересы низшего класса, не должно щадить никаких усилий для того, чтобы устранить бесполезные расходы. Чем сложнее и расточительнее становится правительство, тем более оно стремится сделаться силой, отличной и независимой от народа, и тем труднее становится доводить до народного решения вопросы серьезного общественного значения. Посмотрите на наши выборы в Соединенных Штатах,- во что они превращаются? Самые серьезные проблемы стоят перед нами, однако так велико значение денег в общественной деятельности, так сильно сказываются личные интересы, что самые важные государственные вопросы рассматриваются лишь слегка. Средний американский избиратель имеет предрассудки, партийные чувства, общие понятия известного рода, но он думает о важнейших государственных вопросах немногим более, чем лошадь на конно-железной дороге о доходах линии. Не будь этого, не могло бы сохраниться так много старинных злоупотреблений [-211-] и не прибавилось бы так много новых. Все, что стремится сделать правительство простым и недорогим, стремится поставить его под контроль народа и поставить на очередь вопросы действительной важности. Но сокращение правительственных расходов само по себе не может устранить или уменьшить зла, которое возникает от постоянного стремления к неравномерному распределению богатства.

II. От распространения образования и развития трудолюбия и бережливости.

Существует, и всегда существовало верование широко-распространенное между более зажиточными классами, что бедность и страдание массы зависят от того, что этой массе недостает трудолюбия, бережливости и умственного развития. Это верование, в одно и то же время заглушающее сознание ответственности и льстящее своим намеком на превосходство, вероятно, даже более распространено в таких странах, как Соединенные Штаты,- где все люди политически равны, и где, благодаря новизне общества, разделение на классы касалось, скорее отдельных лиц, чем семейств,- нежели в странах более старых, где линии раздела были проведены дальше и глубже. Для тех, которые могут приписать свое собственное лучшее положение большему трудолюбию и бережливости, которые дали им возможность стать на ноги, и большему развитию умственных способностей, которое .сделало их способными пользоваться каждым удобным случаем^*42, вполне естественно вообразить, что другие остались бедными просто вследствие недостатка в этих качествах.

Однако всякий, кто понял законы распределения богатства изложенные в предыдущих главах, заметит ошибочность такого взгляда. Заблуждение это подобно тому, как если бы кто сказал, что все состязающиеся могут обогнать прочих. Что каждый может обогнать - верно, но чтобы все могли обогнать друг друга - это невозможно.

Ибо, как скоро земля получила ценность, рабочая плата, как мы видели, уже не зависит от действительной доходности или производительности труда, но обусловливается тем богатством, которое остается на долю труда за вычетом ренты; и когда земля совершенно монополизируется, как это имеет место повсюду, кроме самых новых стран, рента должна низвести рабочую плату до такого состояния, при котором наименее оплачиваемый класс будет способен только существовать и плодиться, и потому рабочая плата неизбежно стремится к минимуму, который определяется тем что называется уровнем существования, то есть суммой средств для удовлетворения необходимых и привычных потребностей, которую в силу обычая требуют рабочие [-212-] классы, как самое меньшее, на что они согласятся, не уменьшаясь в своей численности. При таком положении дела, трудолюбие, искусство, бережливость и умственное развитие могут быть выгодны для индивидуума только до тех пор, пока он стоят выше общего уровня;- все равно как во время бега быстрота может быть выгодна для состязающегося лишь постольку, поскольку она превосходит быстроту прочих участвующих в беге, если какой-либо человек работает сильнее или с большим искусством и пониманием, чем другие, он опередит их; но если средний уровень трудолюбия, искусства или умственного развития подымается до этой высшей точки, то эта высшая степень прилежания будет обеспечивать лишь прежний размер заработной платы, и кто пожелал бы заработать больше, должен бы был работать еще сильнее.

Известное лицо может откладывать деньги из своего заработка, следуя тому образу жизни, какой вел Д-р Франклин, когда он, во время своего ученичества и первое время по окончании его, решился придерживаться вегетарианизма; и многие бедные семейства могли бы жить в большем довольстве, если бы научились приготовлять те дешевые кушанья, которыми Франклин пытался ограничивать аппетит своего хозяина Кеймера, приняв на себя, под этим условием, обязанность опровергать противников той новой религии, провозвестником которой желал сделаться Кеймер^*43; но если бы рабочие классы вообще решились жить таким образом, то рабочая плата в конце концов соответственно упала бы, и тот, кто пожелал бы увеличить свои средства, придерживаясь экономии такого рода, или облегчить бедность, рекомендуя такую экономию, принужден бы был придумать еще более дешевый способ удерживать вместе душу и тело. Если бы, при существующих условиях, американские ремесленники опустились до китайской нормы существования, то они в конце концов должны бы были опуститься и до китайской нормы заработной платы; или если бы английские рабочие удовольствовались небольшой порцией риса и едва прикрывающей тело одеждой жителя бенгальской области, то и труд в Англии в скором времени стал бы также плохо оплачиваться, как в Бенгальской области. От введения картофеля в Ирландии ожидали улучшения в положении более бедных классов общества, в виду увеличения разницы между заработной платой, которую они получали, и стоимостью их жизни. Последствия, обнаружившиеся на самом деле, были возвышение ренты и понижение заработной платы, а при неурожае картофеля ужасы голода среди населения, которое уже настолько понизило свою норму благосостояния что ближайшей ступенью сделалось голодание. [-213-]

Таким же образом, если один какой-либо человек работает более часов, чем прочие, то он увеличивает свой заработок; но заработок у всех не может быть увеличен таким способом. Всем известно, что в занятиях, в которых работают большее число часов, заработная плата бывает не выше, чем в тех, где работают меньшее число часов; вообще бывает наоборот, потому что чем длиннее рабочий день, тем более беспомощным становится рабочих,- тем менее времени имеет он, чтобы оглянуться вокруг себя и развить в себе другие силы помимо тех, которые требуются его работой, тем меньше он становится способен переменить свое занятие и воспользоваться обстоятельствами на пользу себе; таким же образом, какой-нибудь отдельный рабочий, который заставит свою жену и детей помогать ему, может тем самым увеличить свой доход; однако в тех занятиях, где сделалось обычным для жены и детей рабочего помогать ему своей работой, как всем известно, заработок, добываемый всем семейством, в среднем, не превосходит заработка главы семейства в тех занятиях, где существует обычай, чтобы работал только он. Труд швейцарского семейства в часовом промысле конкурирует дешевизной с американским машинным производством. Чешские сигарные мастера в Нью-Йорке, работающие вместе с своими женами и детьми в ночлежных приютах, понизили плату за выработку сигар до меньшего размера, чем сколько получали китайцы в Сан-Франциско.

Эти общие факты хорошо известны. Они вполне признаются в классических политико-экономических сочинениях, где, однако, они объясняются на основании теории Мальтуса - стремления населения размножаться свыше предела существования, истинное объяснение, как я достаточно показал, заключается в стремлении ренты понижать заработную плату.

Относительно значения образования следует сказать несколько слов особо, в виду господствующего расположения приписывать ему нечто вроде магического влияния. Ведь образование лишь постольку может считаться образованием, поскольку он делает человека способным более производительно пользоваться своими природными способностями, а то, что мы называем образованием, в большинстве случаев не имеет такого действия. Я припоминаю одну маленькую девочку, довольно сильную в своей школьной географии и астрономии, которая была весьма удивлена, когда узнала, что поверхность двора ее матери есть на самом деле часть земной поверхности, и если вы поговорите с лицами, имеющими ученые степени, вы заметите, что. значительная часть их знаний весьма похожа на познания этой маленькой девочки. Они редко рассуждают лучше людей, которые никогда не были в высших учебных заведениях, иногда даже уступая им.

Один господин, который много лет провел в Австралии и близко ознакомился с нравами туземцев (Д-р Близдел, миссионер), приведя в разговоре со мной несколько примеров их удивительного искусства в [-214-] употреблении их оружия, в предсказывании перемен ветра и погоды и в ловле самых пугливых птиц, выразился таким образом: "Я считаю большой ошибкой смотреть на этих чернокожих приятелей как на невежд. Их знания отличаются от наших, но они вообще лучше научаются им. едва только они начинают ходить в детстве, как уже учатся играть маленьким бумерангом и прочим оружием, наблюдать и рассуждать, а когда достигают возраста, в котором люди уже сами заботятся о себе, они бывают вполне способны к этому, бывают, действительно, принимая во внимание характер их знания, тем, что я должен бы был назвать хорошо образованными людьми; и я могу назвать их так с большим правом, чем многих наших молодых людей, которые, как мы выражаемся, имели все удобства для своего развития, но которые вступают в зрелый возраст неспособными делать что либо для себя или для других".

Как бы то ни было, очевидно, что умственное развитие, которое есть и должно быть целью образования, до тех пор пока оно не побуждает и не делает способной народную массу к открытию и устранению причины неравномерного распределения богатства, может влиять на заработную плату, только лишь увеличивая производительность труда. Оно оказывает тоже действие, как развитие искусства или трудолюбия, и может повышать заработную плату отдельных личностей лишь до тех пор, пока эти лица выделяются из ряда прочих. В то время, когда чтение и письмо были редкими искусствами, клерк пользовался высоким уважением и получал высокую плату, а теперь умение читать и писать сделалось настолько распространенным, что почти не дает преимущества. Китайцы, кажется, все без исключения умеют читать и писать, однако заработная плата в Китае стоит на самой низкой, какая только возможна, точке. Распространение образования, если исключить то обстоятельство, что он может делать людей недовольными тем состоянием вещей, при котором производители ведут труженическую жизнь, а не производители живут себе в роскоши, не может повсюду повысить заработной платы или каким либо способом улучшить положение низшего класса,- этого "грязного основания", общества, как однажды назвал его один сенатор из южных штатов,- остающегося на земле, как бы. высоко не подымалось над ним здание. Никакое увеличение производительной силы труда не может в общем увеличить заработной платы до тех пор пока рента будет поглощать всю выгоду. Это не просто вывод из принципов. Это факт, изведанный на опыте. Рост знания и прогресс изобретений уже неоднократно в огромной степени увеличивали производительную силу труда, не повышая заработной платы. В Англии считается свыше миллиона жертв пауперизма. В Соединенных Штатах богадельни растут, а заработная плата падает.

Правда, большее трудолюбие и искусство, большее благоразумие и более высокое умственное развитие встречаются, как правило, в тесной [-215-] связи с лучшим материальным положением рабочих классов; однако факты показывают, что это есть следствие, а не причина. Всюду за улучшением материального положения рабочих классов следовало повышение их личных качеств, и всюду результатом ухудшения их материального положения был упадок этих качеств; но нигде нельзя было заметить, чтобы улучшение материального положения являлось результатом развития трудолюбия, искусства, благоразумия или образования среди класса общества, осужденного на тяжелый труд из-за самых ограниченных средств к жизни, хотя качества эти, будучи раз достигнуты (или, скорее, сопутствующее им повышение нормы благосостояния), оказывают сильное и во многих случаях достаточное сопротивление ухудшению его материального положения.

Дело в том, что те качества, которые ставят человека выше животных, покоятся на тех, которые он разделяет с животными, и его умственная и нравственная природа может развиваться лишь тогда, когда он освобождается от нужд своей животной природы. Принудите человека к тяжелой и грязной работе ради удовлетворения одних только животных потребностей, и он утратит побуждение к трудолюбию, этой основе искусства,- и будет делать лишь то, что его заставляют делать. Доведите его до такого положения, которое не может много ухудшиться, пусть в то же время у него будет мало надежды на то, чтобы все, что он может сделать, существенно улучшило его положение, и он перестанет заботиться о завтрашнем дне. Отымите у людей досуг, а досуг означает собой не недостаток занятия, а отсутствие той крайности, которая принуждает людей к занятию не по душе, и вы не можете сделать их просвещенными, даже посылая детей в общественную школу и снабжая каждого газетой.

Правда, улучшение материального положения какого либо народа или класса общества может не обнаружить непосредственно в умственном и нравственном улучшении. Увеличение заработной платы может сначала сказаться в праздности и беспутной жизни. Но оно поведет в конце концов к развитию трудолюбия, искусства, просвещения и благосостояния. Сравнение между различными странами, между различными классами общества в одной и той же стране, между одними и теми же людьми в различные периоды времени и между одними и теми же людьми, когда их условия изменились вследствие эмиграции, показывает, что те личные качества, о которых мы говорим, обязательно являются, если улучшаются материальные условия, и неизбежно пропадают, когда материальные условия ухудшаются. Бедность есть та Бездна Отчаяния, которую в своем воображении видел Беньэн, и в которую вечно можно валить прекрасные книги без всякого результата. Чтобы сделать людей трудолюбивыми, благоразумными, искусными и просвещенными, должно освободить их от нужды. И если вы хотите, чтобы раб проявил доблести свободного человека, вы должны дать ему сначала свободу. [-216-]

III. От соглашений рабочих.

Из законов распределения, которые мы предварительно выяснили, очевидно, что соглашения рабочих могут повысить заработную плату, и притом не на счет других рабочих, как иногда утверждают, и не на счет капитала, как вообще полагают; но в конце концов на счет ренты. Что никакое общее повышение заработной платы не может быть достигнуто посредством соглашения, что всякое повышение известного вида заработной платы, достигаемое таким образом, должно понизить другие виды заработной платы или проценты на капитал, или и то и другое,- все это идеи, вытекающие из ложного взгляда, будто заработная плата берется из капитала. Ложность этих идей доказывается не только теми законами распределения, которые мы установили, но и опытом, поскольку он имел место. Повышение заработной платы в отдельных отраслях промышленности благодаря соглашениям рабочих, а такого повышения существует много примеров, нигде не обнаруживало какого либо влияния в смысле понижения заработной платы в других отраслях промышленности или уменьшении размеров процента. Что касается предпринимателя, то поскольку этим не затрагивается его основной капитал или текущие обязательства, всякое падение заработной платы может быть благодетельным для него, а повышение вредным лишь до тех пор, пока оно дает ему выгоду или наносит ущерб сравнительно с другими предпринимателями. Предприниматель, который первый понижает плату своим рабочим или который первый бывает принужден платить им больше, получает выгоду или несет ущерб, сравнительно с своими конкурентами, но эта выгода или ущерб прекращается, когда движение охватывает также и этих последних. Однако, поскольку изменение заработной платы касается уже заключенных обязательств предпринимателя или его запасов, изменяя относительную стоимость производства, постольку изменение это может быть для него действительной выгодой или потерей, хотя эта выгода или потеря, будучи чисто относительными, исчезают для наблюдателя рассматривающего целое общество. Если изменение в заработной плате производит изменение в относительном спросе, оно может сделать основной капитал заключающийся в машинах, зданиях или в чем-либо ином, более или менее прибыльным. Однако, в этом случае вскоре наступает новое равновесие; ибо основной каптал, особенно в прогрессирующей стране, бывает лишь немногим менее подвижен, чем оборотный, если его слишком мало в известной форме, то стремление капитала принимать эту форму вскоре увеличивает количество его до потребной суммы; если его слишком много, то вскоре восстанавливается уровень остановкой в приращении капитала.

Но, хотя изменение в размере заработной платы в каком либо отдельном занятии и может вызвать изменение в относительном спросе на труд, все же оно не может произвести никакого изменения в спросе на труд в его совокупности.- Например, предложив что стачка рабочих, [-218-] занятых в каком либо отдельном фабричном производстве, подымает заработную плату в одной стране, тогда как стачка предпринимателей понижает заработную плату в том же самом производстве в другой стране. Если это изменение будет достаточно велико, то спрос или часть спроса в первой стране будет покрываться ввозом таких же фабрикатов из другой страны. Но, очевидно, увеличение ввоза известного рода товара должно необходимо вызвать или соответственное уменьшение ввоза других товаров, или соответственное увеличение вывоза. Ибо всякая страна может требовать или получать произведения труда и капитала какой либо другой страны в обмен лишь на произведения своего труда. Мысль, что понижение заработной платы может увеличить, или повышение заработной платы может уменьшить промышленность какой либо страны, так же бессознательна, как мысль, что благоденствие какой либо страны может быть увеличено посредством пошлин на ввозимые товары или уменьшено посредством отмены ограничений торговли. Если бы в какой либо стране заработная плата в всех отраслях промышленности удвоилась, то страна эта продолжала бы вывозить или ввозить те же самые товары и в одной и той же пропорции; ибо обмен определяется не абсолютной, а относительной стоимостью производства. Но если бы заработная плата в некоторых отраслях производства удвоилась, а в других не увеличилась, или увеличилась не в такой мере, то изменилась бы пропорция ввоза различных товаров, хотя и не было бы изменения в пропорции между ввозом и вывозом.

Хотя большая часть возражений, делаемых против соглашений рабочих с целью поднятия заработной платы, оказывается таким образом лишенной основания,- успех таких соглашений не может уменьшить заработка других рабочих или понизить процента на капитал, или вредно отразиться на национальном благоденствии,- тем не менее настолько велики трудности на пути к соглашениям работников, действительно достигающим цели, что то благо, которое может быть достигнуто посредством их, представляется крайне ограниченным, между тем как с самым существом дела связаны известные неудобства.

Повысить заработную плату в одном или нескольких занятиях, а это все, чего могло добиться какое либо соглашение рабочих из устраивающихся до сего времени, очевидно составляет задачу, трудность которой прогрессивно возрастает. Ибо чем выше подымается заработная плата в какой либо отрасли промышленности над ее обычным уровнем, тем с большей силой проявляются стремления вернуть ее назад. Так, если какой либо союз типографщиков посредством осуществленной или угрожаемой забастовки подымает плату за набор на десять процентов выше ее нормального размера, сравнительно с другими видами заработной платы, то это сразу сказывается на относительном спросе и предложении труда. С одной стороны, является стремление к [-218-] понижению спроса на набор, а с другой, более высокий размер заработной платы стремится увеличить число наборщиков, чего самое сильное соглашение не может совершенно предупредить. Если бы увеличение было на двадцать процентов, то эти стремления были бы еще сильнее; если бы оно равнялось пятидесяти процентам, то они сделались бы еще сильнее, и так далее. Так что практически,- даже в странах, подобных Англии, где границы между различными промыслами гораздо резче и где переход от одного занятия к другому труднее, чем в Соединенных Штатах,- то, чего могут достигнуть в деле поднятия заработной платы рабочие союзы, хотя бы и поддерживая друг друга, представляет из себя сравнительно немногое, и это немногое, кроме того, ограничивается их собственной сферой и не оказывает никакого влияния на более низкий слой неорганизованных работников, положение которых всего более нуждается в облегчении и в конце концов определяет собой положение всех тех, которые находятся выше их. единственный путь, посредством которого, пользуясь этим методом, заработная плата могла быть повышена до некоторой степени и на более или менее продолжительное время, состоит в том всеобщем соглашении рабочих, к которой стремилась Интернациональ и которое должно было бы включить в себя рабочих всех родов. Но такое соглашение можно считать практически невозможным, ибо трудности соглашения, достаточно большие в случае наиболее высоко оплачиваемых и самых ограниченных промыслов, становятся все значительнее и значительнее по мере того как мы опускаемся до более низких ступеней промышленности.

Не должно забывать и тех партий, которые в действительности стоят одна против другой в упорной и продолжительной борьбе, представляющей единственный способ, посредством которого соглашение не работать за плату меньшую известного минимума, может влиять на повышение заработной платы. Это не труд и капитал. Это рабочие с одной стороны и землевладельцы с другой. Если бы борьба велась между трудом и капиталом, она велась бы при значительно более равных условиях. Ибо капитал может выдерживать сопротивление лишь немногим более, чем труд. Капитал не только перестает приносить что-либо, когда им не пользуются, но даже теряется,- ибо почти во всех своих формах он может поддерживаться лишь путем постоянного воспроизведения. Но земля не будет голодать подобно рабочим и не будет теряться подобно капиталу,- ее владельцы могут ждать. Правда, им можно причинить неудобство, но то, что для них неудобство, есть разрушение для капитала и голодная смерть для рабочего.

В некоторых частях Англии земледельческие рабочие в настоящее время стремятся соединиться для повышения их нищенски низкой платы, если бы огромная разница между действительной производительностью их труда и теми крохами, которые они получают, доставалась капиталу, то им стоило бы только устроить действительное соглашение, [-219-] чтобы добиться успеха; ибо фермеры, их прямые хозяева, могут обходиться без рабочих лишь немногим легче, если только легче, чем рабочие без заработка. Но фермеры не могут прибавить много к заработной плате без понижения ренты; и таким образом, в действительности, борьба должна завязаться между землевладельцами и рабочими. Предположите, что соглашение было бы настолько полно что включало бы в себя всех земледельческих рабочих и воспрепятствовало бы занять их места всем тем, которые покушались бы это сделать. Рабочие отказываются работать без значительного повышения заработной платы, фермеры могут согласиться на это повышение лишь достигнув значительного понижения ренты, и не могут поддержать своих требований иначе, как рабочие поддерживают свои - отказываясь от продолжения производства. Если бы в земледелии таким образом наступила полная остановка, то землевладельцы теряли бы только свою ренту, земля в это время улучшалась бы, оставаясь невспаханной, тогда как рабочие умирали бы с голода. И если бы английские рабочие всех родов соединились в одну великую лигу с целью всеобщего повышения заработной платы, то борьба, которую им пришлось бы вести, в действительности была бы тождественна с этой и велась бы при тех же самых условиях. Ибо заработная плата не могла бы увеличиться иначе, как при уменьшении ренты; а при общей остановке дел, землевладельцы могли бы существовать, тогда как рабочие всех родов должны бы были умирать с голоду или эмигрировать. Землевладельцы Англии уже в силу своего владения суть хозяева Англии. Так справедливы слова, "кому принадлежит земля в какое либо время, тому принадлежат плоды ее". Белые зонтики и слоны, безумные от гордости, явились вместе с пожалованием английской земли, и народ в его целом никогда не вернет своей власти, пока не будет это пожалование отобрано назад. Это верно относительно Англии, это верно и повсюду. Могут сказать, что такая полная остановка производства никогда не могла бы наступить. Это верно; но верно только потому, что невозможно такое повсеместное соглашение рабочих, которое было бы в состоянии произвести такую остановку; тогда как ограниченность и неизменность земли дает возможность землевладельцам соединяться с гораздо большей легкостью и успешностью, чем это могут делать рабочие или капиталисты. Насколько исполнимо и действительно соглашение землевладельцев, этому существует много исторических примеров. И абсолютная необходимость пользования землей, и уверенность существующая во всех прогрессивных странах, что земля должна увеличиваться в цене, производят среди землевладельцев, без всякого формального соглашения, все те действия, которые могли, бы быть произведены самым строгим соглашением среди рабочих или капиталистов. Лишите работника случая иметь занятие, и он скоро будет рад взять работу на каких бы то ни было условиях; но всякий, кто жил в развивающейся стране, знает, с какой настойчивостью держатся на [-220-] своем землевладельцы, когда уходящая волна спекуляции оставляет номинальную ценность земли очевидно выше ее действительной ценности.

И кроме этих практических трудностей, на которые наталкивается всякий план вынудить увеличение заработной платы большой выносливостью в борьбе, существуют во всех способах такого рода присущие им невыгоду, которых не должны скрывать от себя рабочие люди. Я говорю без предубеждения, ибо я еще состою почетным членом того союза, который я, занимаясь своим промыслом^*44, всегда честно поддерживал. Подумайте только: способы, которыми только и может пользоваться всякий рабочий союз, суть неизбежно разрушительные способы; а организация этих союзов по необходимости тиранична. Забастовка, к которой только и может прибегнуть всякий рабочий союз для поддержания своих требований, есть разрушительная борьба,- как раз такая же борьба, как та, на которую в давнее время один чудак в Сан-Франциско, известный под именем "Денежного короля" вызвал однажды какого-то человека, подсмеявшегося над его скупостью,- он предложит, чтобы они вышли на набережную и поочередно бросали двадцатидолларовые монеты в залив до тех пор, пока один из них не сдастся. Борьба выносливостью, заключающаяся в забастовке, есть, по самой сущности своей именно то, с чем ее часто сравнивали,- война, и, подобно всякой войне, она уменьшает богатство. И организация для нее, подобно организации для войны, должна быть тиранической. Даже человек, который бился бы за свободу, должен, когда он поступает в армию, расстаться с своей личной свободой и сделаться просто частью какой то великой машины; так должно быть и с рабочими, которые организуются для забастовки. Стачки эти, следовательно, неизбежно разрушают те самые вещи, которых рабочие стремятся достигнуть,- богатство и свободу.

Существует старинный индусский обычай принудить к уплате справедливого долга, обычай, следы которого сер Генри Мэн нашел и в древних ирландских законах (Irish Brehons). Он называется, сидение Дарна (dharna),- кредитор добивающийся уплаты своего долга усаживается у двери своего должника, и отказывается есть или пить до тех пор, пока не получит долга.

Способ борьбы рабочих союзов похож на этот способ. В своих забастовках рабочие союзы высиживают дарна. Но, в отличие от Индусов, здесь нет силы суеверия, которая помогала бы им.

IV. От кооперативных обществ.

С некоторого времени вошло в моду проповедовать кооперацию, как превосходное средство от бедствий, угнетающих рабочие классы. Но к несчастью для действительности этого средства от общественных [-221-] бедствий, бедствия эти, как мы видели, вытекают не из столкновения между трудом и капиталом; и если бы кооперативные общества распространились повсеместно, они не могли бы поднять заработной платы или уменьшить бедности. В этом не трудно убедиться.

Кооперация бывает двух родов: кооперация в области снабжения, и кооперация в области производства. Но всякое потребительное и складочное товарищество (кооперация в области снабжения), допуская, что оно достигает всего, что только возможно для него в деле устранения посредников, лишь сокращает меновые расходы. Оно есть просто лишь один из способов сбережения труда и устранения риска, и действие его на распределение может быть лишь таким, каким было действие тех усовершенствований и изобретений, которые в последнее время так удивительно удешевили и облегчили обмен; то есть, оно может вызвать лишь увеличение ренты. А всякое производительное товарищество (кооперация в области производства) есть не более как возврат к той форме заработной платы, которая еще господствует в китобойном промысле, где рабочий получает известную долю добываемого, есть не более как замена постоянной платы пропорциональной платой,- замена, случайные примеры которой можно встретить почти во всех занятиях; а в тех случаях, когда заведование делом предоставляется рабочим, а капиталист получает лишь свою долю чистой прибыли, представляется ничем иным как применением той системы, которая в широкой мере господствовала в европейском земледелии со времен Римской империи,- системы колоната или испольной системы. Все, что может быть с полным правом относимо на счет действия производительных товариществ, сводится к тому, что всякое товарищество такого рода делает рабочих более деятельными трудолюбивыми,- другими словами, что оно увеличивает производительность труда. Таким образом оно действует в том же направлении, как паровая машина, как хлопкоотделитель, как жатвенная машина, короче, как все то, что составляет материальный прогресс, и потому оно может произвести лишь тот же результат,- именно увеличение ренты.

Что в текущей экономической и полуэкономической литературе придают так много значения кооперации, как одному из средств для повышения заработной платы и облегчения бедности, это служит лишь поразительным доказательством того, как игнорируются основные принципы при рассмотрении общественных проблем. Что кооперация не приводит ни к чему подобному, очевидно.

Оставим в стороне все трудности, с которыми при настоящих условиях должны считаться кооперативные общества, как в области снабжения, так и производства, и предположим, что эта форма организации труда распространилась так, что вытеснила все прочие,- что кооперативные склады довели расходы на сношение между производителями и потребителями до минимума, а кооперативные мастерские, фабрики, фермы и рудники устранили хозяев капиталистов, выдающих [-222-] рабочим постоянную плату, и значительно увеличили производительность труда,- что было бы тогда? Да просто то, что сделалось бы возможным производить ту же самую сумму богатства с меньшей затратой труда, и, следовательно, владельцы земли, источника всякого богатства, оказались бы в состоянии требовать большей суммы богатства за пользование их землей. Это не просто теоретический вывод; это доказывается опытом и существующими фактами. Усовершенствование в методах, и машинах производят то самое действие, произвести которое стремятся кооперативные общества, то есть, сокращают расходы по снабжению товарами потребителей и увеличивают производительность труда; именно в этом то отношении старые страны и имеют преимущество над новыми. Но как вполне доказал опыт, усовершенствования в методах и машинах, относящихся к производству и обмену, не обнаруживают ни малейшего стремления к улучшению положения самых низших классов, и заработная плата бывает ниже, а бедность глубже именно там, где обмен совершается с наименьшими расходами, а для производства пользуются наилучшими машинами. Вся выгода приводит лишь к увеличению ренты.

Но если предположить товарищество между производителями и землевладельцами? В этом случае все дело сводилось бы к платежу ренты натурой,- к той самой системе, на основании которой сдается множество земли в Калифорнии и в Южных штатах, где землевладельцы получают известную долю жатвы. За исключением способа расчета, система эта ничем не отличается от системы определенной денежной ренты, которая преобладает в Англии. Называйте это кооперацией, если вам нравится, но условия этой кооперации все же будут устанавливаться тем законом, который определяет ренту, и всюду, где земля монополизирована, увеличении производительной силы будет лишь давать владельцам земли возможность требовать большей доли.

Если кооперативные общества считаются столь многими решением "рабочего вопроса", то это происходит от того обстоятельства, что всюду, где пробовали их устраивать, они в большинстве случаев заметно улучшали положение лиц, непосредственно принимавших в них участие. Но они имели такое действие лишь от того, что стояли изолированно. Все равно как трудолюбие, бережливость или искусство могут улучшать положение тех рабочих, которые обладают ими в большей степени, чем другие и перестают оказывать это действие, когда обладание ими в той же степени становится общим, так и какое либо особое удобство в получении продовольствия, или какая либо особая производительность, приобретаемая некоторыми видами труда, могут давать до времени преимущество, но перестают давать его, как скоро это удобство или высшая производительность становятся в такой мере общими, что уже влияют на весь строй распределения. На самом деле кооперативные общества, за исключением, быть может, их воспитательного значения, не могут произвести никакого общего действия, [-223-] которого не могла бы произвести конкуренция. Дешевые магазины, ведущие дело на наличные деньги, оказывают такое же действие на цены, как и товарищеские склады, а конкуренция в производстве ведет к такому же распределению сил и разделению прибылей, как и производство на кооперативных началах. И то обстоятельство, что рост производительных сил не увеличивает вознаграждения труда,- зависит не от конкуренции вообще, но от того, что конкуренция односторонняя. Земля, без которой не может быть никакого производства, монополизирован, и конкуренция между производителями из-за пользования ею гонит заработную плату к минимуму, отдавая всю выгоду от увеличения производительности труда землевладельцам в виде более высокой ренты и увеличенной стоимости земли. Уничтожьте эту монополию, и конкуренция будет существовать, лишь преследуя ту цель, к которой стремится кооперация,- дать каждому то, что он действительно зарабатывает. Уничтожьте эту монополию, и промышленность должна будет сделаться кооперацией равноправных личностей.

V. От правительственного руководства и вмешательства.

Размеры, в которых я желаю удержать эту книгу, не позволяют мне рассмотреть в отдельности всех тех методов, которые предлагаются с целью уменьшить или уничтожить бедность путем правительственного регулирования производства и накопления богатства, и которые в своей наиболее развитой форме называются социалистическими. Да в этом и нет необходимости, ибо всем им присущи одни и те же недостатки. Недостатки эти состоят в замене правительственным руководством свободных проявлений индивидуальной деятельности и в попытке достигнуть путем ограничения того, что может быть легче достигнуто путем свободы. Относительно истин, заключающихся в социалистических идеях, я имею нечто сказать впоследствии; но, очевидно, все, что отзывается регулированием и ограничением, само по себе уже дурно, и не должно быть пускаемо в ход, если представляется какой либо другой способ достигнуть той же цели. Возьмем, например, одну из самых простых и скромных мер того рода, о котором идет речь,- прогрессивный подоходный налог. Цель, к которой он. стремится, сокращение или предупреждение огромной концентрации богатства, прекрасна; но средство это предполагает назначение огромного числа чиновников, облеченных инквизиторской властью, поводы к подкупу, клятвопреступлению и все те способы уклонения, которые порождают деморализацию общественного мнения, выдают награду за обман и облагают пошлиной добросовестность, и в конце конов налог этот, как раз в той мере, в какой он производит свое действие,- уменьшает побуждение к накоплению богатства, одну из могущественных сил промышленного прогресса. Да и все многосложные [-224-] планы такого рода, все регулирующие и всякому указывающие место, будь они осуществимы, могли бы лишь привести общество к состоянию, похожему на состояние древнего Перу и на то состояние, которое создали и долгое время поддерживали, блаженной памяти, иезуиты в Парагвае.

Я не скажу, чтобы такое общественное состояние было хуже того, к которому, кажется, мы стремимся в настоящее время, ибо в древнем Перу, хотя производство и находилось в самых невыгодных условиях за неимением железа и домашних животных, все же не было нужды и народ шел на работу с песнями. Да нет и необходимости разбирать лучше оно или хуже. Стремление к социализму такого рода среди современного общества не может иметь успеха, единственная сила, которая когда либо была способна провести его в жизнь,- твердая и ясная вера,5 теперь слаба и с каждым днем убывает. Мы уже ушли от социализма родового быта и вернуться снова к нему не можем, иначе как регрессивным движением, которое привело бы к анархии и, может быть, к варварству. Наши правительства, как уже теперь можно видеть, не выдержали бы такой попытки. Вместо разумного распределения обязанностей и вознаграждений, мы достигли бы римского распределения социлийского хлеба, и вскоре какой-нибудь демагог сделался бы императором.

Идея социализма величественна и благородна, и, по моему мнению, осуществление ее возможно; но такого рода состояние общества не может быть сфабриковано,- оно должно постепенно развиться. Общество есть организм, а не машина. Оно может жить лишь индивидуальной жизнью своих частей, и лишь при свободном и естественном развитии всех частей будет достигнута гармония целого.

VI. От более равномерного распределения земли.

Сознание того, что общественная неурядица, которая обнаруживается в наиболее прогрессивных странах, некоторым образом связано с характером владения землей, уже быстро растет; но оно проявляется пока главным образом в предложениях, направленных к более общему распределению земельной собственности, каковы,- в Англии,- предложения о свободной торговле землей, о правах арендаторов или о равном делении земельных владений между наследниками, и в Соединенных Штатах,- предложение об ограничении размера индивидуальных владений. Предлагали также в Англии, чтобы государство выкупало земли лендлордов, и в Соединенных Штатах, чтобы производились денежные выдачи, неподлежащие возврату, для того, чтобы сделать возможным учреждение колоний на общественных землях. Этого первого предложения о выкупе мы не будем теперь касаться; а последнее предложение по своему характеру подпадает под категорию мер, только что рассмотренных нами. Излишне было бы доказывать [-225-] неизбежность тех злоупотреблений и деморализации, к которым повела бы выдача общественных денег или государственный кредит.

Каким образом реформа, известная у английских писателей под именем установления "свободной торговли землей", т. е. отмена налогов и ограничений при переходе земли из рук в руки,- может облегчить деление сельской земельной собственности, этого я не могу понять, хотя я и допускаю, что она может до некоторой степени оказывать такое действие на городскую собственность. Устранение ограничений для покупки и продажи просто позволило бы землевладению с большей быстротой принимать ту форму, к которой оно стремится. А в Великобритании оно стремится к концентрации, в чем нетрудно убедиться из того факта, что несмотря на затруднения, какие представляются там в расходах при переходе земли от одного лица к другому, земельная собственность там постоянно концентрировалась и концентрируется,, и это есть общее стремление, ибо тот же самый процесс концентрации наблюдается и в Соединенных Штатах.

Я не колеблясь утверждаю это относительно Соединенных Штатов, хотя иногда ссылаются на статистические таблицы, чтобы доказать иное стремление. Однако нетрудно заметить, каким образом в таких странах, как Соединенные Штаты, землевладение в действительности может концентрироваться, в то время как ревизские таблицы будут указывать пожалуй на уменьшение среднего размера владения. Когда возникает земледелие и когда оно, с ростом народонаселения, переходит от низших форм развития к высшим и интенсивным, величина владений обыкновенно стремится уменьшиться. Небольшое пастбище для степи будет большой фермой, небольшая ферма будет большим плодовитым садом, виноградником, питомником или огородом, и клочок земли, малый даже для этих целей, может составить весьма обширное владение в городе. Таким образом, рост народонаселения, вызывающий более высокую и интенсивную обработку земли, естественно стремится уменьшить величину владений, посредством процесса весьма заметного в новых странах, и вместе с тем может развиваться стремление к концентрации земельной собственности, которое, хотя и не будет обнаруживаться таблицами, показывающими средний размер владений, а все же может быть весьма заметным. Средний размер владений в каком-нибудь большом городе в один акр может указывать на большую степень концентрации земельной собственности, чем средний размер владений в 640 акров (237 лес), в какой-либо вновь заселенной стране. Я упоминаю об этом обстоятельстве, чтобы указать на ошибочность заключений, делаемых на основании статистических таблиц, на которые часто ссылаются в Соединенных Штатах для доказательства того, что земельная монополия есть одно из тех зол, которые излечиваются сами собой. Напротив того, очевидно, что число землевладельцев в отношении ко всему народонаселению постоянно уменьшается. [-226-]

Что в Соединенных Штатах, как и в Англии, существует сильное стремление к концентрации землевладения в области земледелия, это нетрудно заметить. Как в Англии и Ирландии маленькие поместья заменяются более крупными, так в новой Англии, согласно отчетам Массачузетского бюро статистики труда, размеры поместий увеличиваются. Это стремление еще заметнее в более новых Штатах и территориях. Всего только несколько лет тому назад ферма в 320 акров (118,4 лес.), при системе земледелия, господствующей в северных частях Союза, считалась крупной фермой, вероятно настолько крупной, что большей фермой не мог бы с выгодой заведывать один человек. А в Калифорнии в настоящее время есть поместья (не то, чтобы пастбища) в пять, десять, двадцать, сорок и шестьдесят тысяч акров (1850- 22,200 лес.), а образцовая ферма в Дакоте должна иметь сто тысяч акров (37 т. дес.). И причина такой перемены очевидна. Она заключается в применении машин к земледелию и в общем стремлении производства к крупным размерам. То самое стремление, которое заменило фабрикой с ее армией рабочих множество независимых ткачей с их ручными станками, начинает обнаруживаться и в земледелии.

Существование этого стремления доказывает две вещи, во-первых, что все те меры, которые просто допускают или облегчают большее подразделение земли, будут недействительны, и, во-вторых, что все те меры, которые принуждают к такому подразделению, будут задерживать производство, если земля в больших количествах может быть обрабатываема дешевле, чем в малых, то ограничение землевладения лишь малыми участками будет уменьшать всю сумму производимого богатства, и в той мере, в какой налагаются эти ограничения и производят должное действие, они будут стремиться уменьшить общую производительность труда и капитала.

Следовательно, старание достигнуть более справедливого деления богатства путем такого рода ограничений связано с той невыгодой, что оно уменьшает саму сумму, которую делят. Способ этот подобен тому, которым пользовалась обезьяна, когда она, разделяя сыр между кошками, уравнивала доли, откусывая кусочек от самой большой из них.

И не одно только это возражение, сила которого возрастает вместе с значением предложенной мере, можно сделать против всякого предложения к ограничению землевладения, есть другое и роковое возражение, то, что это ограничение не достигает самой цели, которую имеют в виду,- т. е. справедливого деления продукта. Оно не уменьшает ренты и, следовательно, не может увеличивать заработной платы. Оно может сделать достаточные классы более многочисленными, но оно не может улучшить положения низшего класса.

Если бы арендное право, известное под именем Ольстерского (Uster tenant right) было распространено на всю Великобританию, то оно лишь выкроило бы из владений помещиков владения для арендаторов. [-227-] Положение рабочего нисколько не улучшилось бы. Если бы землевладельцам было запрещено требовать от своих арендаторов увеличенной ренты и прогонять их до тех пор, пока они выплачивают установленную ренту, вся масса производителей ничего не выиграла бы от этого. Рента, в политико-экономическом смысле, все увеличивалась бы и постоянно уменьшала бы ту часть продукта, которая приходится на долю труда и капитала. Только выгоду от этого увеличения ренты стали бы получать арендаторы первоначальных землевладельцев, сделавшись в свою очередь землевладельцами, и в этом состояла бы вся разница.

Если бы благодаря ограничению количества земли, которым может владеть один человек, благодаря регулированию завещаний и наследств, или благодаря прогрессивному налогу, несколько тысяч землевладельцев превратились в два или три миллиона, то только эти два или три миллиона, и оказались в выигрыше. Остальное население ничего не выиграло бы. Его доля в выгодах землевладения оказалась бы не больше, чем прежде. Допустим даже нечто невозможное; допустим что было бы установлено справедливое распределение земли среди всего народонаселения, при чем каждый член общества получил бы равную с прочими долю, и были бы изданы законы, которые поставили бы преграду стремлению к концентрации, и не дозволяли бы того, чтобы кто либо владел большим количеством земли, чем назначено; что же тогда должно бы был произойти при увеличении народонаселения?

Все то, чего можно бы было достигнуть более дробным делением земли, можно видеть в тех провинциях Франции и Бельгии, в которых преобладает мелкое землевладение. Что такое деление земли в общем гораздо лучше, и что оно представляет гораздо более устойчивое основание для государства, чем господствующее в Англии, в этом не может быть сомнения. Но равным образом ясно и то, что оно не повышает сколь-нибудь заработной платы и не улучшает положение того класса, который живет только своим трудом. Французские и бельгийские крестьяне соблюдают суровую экономию, неизвестную ни в одной стране, где говорят по-английски. И если там не заметно таких ужасных проявлений бедности и нужды низшего класса, как по другую сторону канала в Англии, то это должно быть приписано, я полагаю, не только указанному, но еще другому обстоятельству, которым объясняется и факт сохранения в этих странах мелкого землевладения, именно тому обстоятельству, что материальный прогресс в этих странах не был столь быстр.

И население там не увеличивалось с такой быстротой (напротив оно оставалось почти постоянным), и улучшения в способах производства не были столь заметны. Тем не менее, де-Лавелэ, все симпатии которого клонятся в сторону мелкого землевладения и мнение которого, следовательно, должно иметь больший вес, чем мнение английских [-228-] наблюдателей, которых могут заподозрить в слепом пристрастии в системе землевладения своего отечества, утверждает в своей статье о системах землевладения в Бельгии и Голландии, изданной Кобденским клубом, что положение рабочего при системе мелкого землевладения хуже, чем в Англии; фермеры - арендаторы, (арендование земли широко распространено даже там, где всего более раздроблены земельные владения) уплачивают такую немилосердную ренту, какой не знают в Англии и даже в Ирландии, а политическая свобода, "далекая от того, чтобы подымать их на общественной лестнице, является для них лишь источником оскорблений и унижения, ибо они принуждены бывают вотировать согласно указаниям землевладельца, вместо того чтобы следовать указаниям своих собственных склонностей и убеждений".

И этого мало. Более дробное деление земли, не устраняя таким образом зол земельной монополии, и не оказывая влияния на повышение заработной платы или на улучшение положения низших классов, вместе с тем стремится воспрепятствовать принятию или даже защите более действительных мер и стремится укрепить существующую несправедливую систему, заинтересовывая большее число лиц в ее сохранении. Г. де-Лавелэ, в заключении той статьи, которую я цитировал, указывает на более дробное деление земли, как на самое верное средство предохранить крупных землевладельцев Англии от чего-либо более радикального. Хотя в тех провинциях, где земля так мелко раздроблена, положение рабочего, утверждает он, можно считать наихудшим в Европе, а фермер, снимающий землю, гораздо более угнетается землевладельцем, чем ирландский арендатор, тем не менее, "чувств враждебных общественному порядку" продолжает г. де-Лавелэ, "совсем там незаметно", потому что:

"Арендатор, хотя и угнетаемый постоянным повышением ренты, живет среди ему равных, таких же крестьян как и он, которые сами имеют арендаторов, с которыми крестьяне обращаются совсем так, как крупный землевладелец обращается с своими арендаторами, его отец, его брат, он сам,- быть может, владеет, ну хоть, одним акром земли, .которую он сдает за такую высокую плату, какую только возможно получить. В трактире крестьяне собственники хвастаются тем, за какую высокую плату они сдали свою землю, все равно как они хвастались бы тем, что продали по очень дорогой цене своих поросят или картофель. Сдача земли в аренду по самой высокой, какая только возможна, цене, является таким образом, для землевладельца совсем обыкновенным делом, и он никогда и не подумает критически отнестись к существованию класса землевладельцев или земельной собственности. Его мысль не остановится на представлении об особой касте землевладельцев - господ, "кровожадных тиранов", которые живут, трудом разоряемых арендаторов, а сами ничего не работают; ибо кто назначает самую беспощадную цену, так это не крупные землевладельцы, [-229-] а товарищи нашего земледельца. Таким образом, развитие некоторого количества мелкой собственности среди крестьян образует род оплота или охраны для владельцев крупных имений, и крестьянская собственность без преувеличения может быть названа громоотводом, который отвращает от общества те опасности, которые иначе могли бы почести к жестоким катастрофам.

Концентрация земли в крупные имения, принадлежащие ограниченному числу семейств, составляет в некотором роде побуждение к уравнивающему законодательству. Положение Англии, столь завидное во многих отношениях, в этом отношении кажется мне исполненным опасности для будущего.

Для меня, по той же самой причине, которую выставляет г. де-Лавелэ, положение Англии кажется исполненным надежды.

Оставим же все попытки освободиться от вредных последствий земельной монополии помощью ограничения размеров землевладения. Равное распределение земли невозможно, а все кроме такого распределения будет лишь облегчением, а не исцелением, и притом облегчением, отделяющим исцеление. Никакое средство не заслуживает рассмотрения, если оно не совпадает с естественным направлением общественного развития и не сливается, так сказать, с течениями-времени. Что концентрация соответствует ходу развития, в этом не может быть сомнения,- ибо она обнаруживается повсюду: концентрация населения в больших городах, концентрация ремесленников на больших фабриках, концентрация перевозочных средств на железнодорожных и пароходных линиях, и земледельческих работ на обширных полях. Самые обиходные занятия концентрируются тем же путем,- в настоящее время особые корпорации посыльных исполняют поручения и относят по назначению дорожные вещи. Все течения времени направлены к концентрации. И чтобы успешно противиться ей, мы должны будем отстранить пар и электричество от служения людям.

^*42 Не будем говорить о большем недостатке совести, который часто бывает причиной того, что делается миллионером человек, который иначе мог бы остаться бедняком.

^*43 Франклин, с своим неподражаемым искусством, рассказывает, как Кеймер, наконец, не выдержал и, заказав жареного поросенка, пригласил к себе обедать двух своих приятельниц; поросенка однако принесли ранее, чем прибыли гости, Кеймер не устоял против искушения и съел его один.

^*44 Автор был типографским наборщиком.